Дикари

Пока уговаривала себя подвести итоги лету, дали отопление. Рядом с батареей вернуть воспоминаниям свежесть оказалось куда проще. Внезапно нахлынуло от осознания того, как мы всё же решились продлить жадное на жару рязанское лето крымским. ...Итак, в полдень понедельника в самую середину августа удалось-таки (вопреки планам выехать двумя днями ранее) покинуть Рязань. Кто-то справедливо заметил, что если торопиться, то можно обогнать жизнь. Чётко следуя этому принципу, мы тронулись к морю.

Прелюдия
Водительский задор заметно поугас после семи сотен километров пути. Остатки сил забрала темнота и слепящие фары крымских возвращенцев. Проскочив Ростов, решили повременить с героизмом, съехали на просёлок и, заныкавшись в лесопосадке, присели поспать, не покидая авто. Наутро в поисках бодрости нацелились окунуться в местную речку. Но после внимательного осмотра решительных поубавилось вчетверо. Если с трассы ерики и протоки манили, то вблизи выяснилось, что заход с берега отсутствует как класс (тростник не в меру густ), а мшистое днище пытается засосать уже у поверхности, если погружаться с мостка. Потому счастье видеть море к вечеру вторника ощутилось даже сильнее гордыни от объезда пробки у Тимашевска. Тамошние таблички вдоль трассы с предложением за копеечку обмануть пробочку стали безусловным откровением. И судя по их количеству, у предложения и спроса всё взаимно. Портал через Тимашевск, минуя затор, нашли задаром, чем восхищались до самого порта.

Для владельцев электронных билетов (а мы ими удосужились стать усилиями интернетзависимой Марии) пребывание в порту «Кавказ» получилось беспардонно коротким. Каких-то два часа в трёх очередях и к восьми вечера паром выплюнул нас на полуостров. Но, вероятно, эйфория от въезда, а также вышеупомянутый девиз о неторопливости в пользу жизни дали ощутить всю прелесть поиска ночёвки после заката. Предзакатный час был безвольно потрачен на поиски приличного супермаркета в городке, где время навсегда встало ещё в середине 1980-х. Свежести мгновениям добавила навигация, которая упорно направляла нас к пляжу по дороге, которую строили для тестирования подвесок бронемашин. Из чего сделали скоропостижный вывод, что про адекватный проезд и сервис придётся на время забыть. С рассветом трассы чуть подразгладились, но крымский сервис упоминания не удостою, потому как его как бы и нет. Впрочем, неутешительные выводы — они для октября. А не когда ты жадно вдыхаешь море и грезишь о ещё нетоптаных горах.

Всадники Апокалипсиса
Четверых рязанцев, которые приняли совместное решение покорить Крым, объединяет, как минимум, профессиональная любовь к географии (все в своё время получили дипломы географов в РГУ имени Есенина) и дружба. Владелец транспортного средства, географ со стажем, заведующий кафедрой физической географии РГУ Алексей Водорезов — связующее звено всей бригады. Мария Гермони и Семён Пузаков — ребята, что не так давно обучились, а теперь обучают (и не только) прочих питающих интерес к географическим наукам. Мне же позволилось стать магистром географии и вдобавок к этому растереть границы возраста на плюс-минус десять лет.

Любую историю хочется приукрасить, особенно, когда красок не хватает. Но с нашей всё получилось иначе. Стихия будто гналась за нами, шла по следу. А мы каждый раз снимаясь с места, чудом уходили от неприятностей, сами о том не подозревая. Вереница странных событий началась с парома. В тот же вечер, как мы выкатились на крымские побережья, паром закрыли по причине шторма. Второй звоночек прозвенел после третьей ночёвки. Миновав Судак, мы нашли себе место на побережье в Весёлом. Приятное для дикого туриста местечко — обширный и (как мы себя убедили) заброшенный виноградник в долине у склона двухсотметровой горы, круто обрывающейся в море. Вечер в Весёлом прошёл под аккомпанемент цветомузыки грома и молний. Но дождь так и не соблаговолил, зато устроил апокалипсис под Судаком, где вчерашнюю трассу, на которой ещё были свежи следы нашей зимней резины, буквально смыл грязевой сель. Поток воды утопил горную дорогу, собрал домино из сотни машин, и для многих в ту злополучную ночь отдых закончился. Благо никто не погиб, как утверждали в правдивых новостях.

И даже послания судьбы в виде прорыва канализации (мы ни при чём) в Алуште, из которой мы вовремя уехали на новое место, не помогло окончательно поверить, что Вселенная хочет нам что-то сказать. А именно — не останавливаться. И мы попали-таки под удар высшего разума на крайнем западе Крыма в получасе езды от Евпатории в Немецкой балке, которая, по уверению местных, была выкопана пленными немцами. Пляжи западного Крыма в целом удалены от лежбищ ялтинской округи. И вместо каменисто-галечных развалов, убивающих всякую охоту идти в море, окрестности Евпатории и весь Тарханкут представляют собой тридцатиметровый уступ, отделённый от моря широкой полосой песчаного пляжа с меленькой галькой. Палатки поставили прямо на этой полосе, на равном удалении от уступа (чтоб не завалило) и от кромки воды (чтоб не утопило). Колорит пляжу добавили огни Севастополя у южного горизонта и ночная гроза над морем где-то со стороны Болгарии. Грозе мы, по привычке, значения не придали. Утро встречали в абсолютном одиночестве: горсть вчерашних туристов, рассеянных по бескрайнему пляжу, исчезла вместе с непогодой. Причём это стало ясно ещё до того, как мы решились покинуть палатку — в узкую щель приоткрытого входа просматривался десант жирных чаек, захвативших побережье. И уже выйдя в свет, мы увидели, что не только Крым, но и пляж — наш. Уставшие от бесконечной гонки, мы решили откиснуть до завтра, на денёк притворясь курортниками. Короче, купались, ели, топтали пляж, ели… спустя час, игнорируя вселенскую усталость, безделье было решено украсить вылазкой в магазин продуктов. Мы с Семёном, как самые ленивые, остались сторожить лагерь — купаться/бродить/доедать/досыпать. Алексей и Мария удалились, попав под дождь трижды, и собрав важных на тот момент сведений: «Это не ваш дождь, это — бахчисарайский», — внушила доверие дама в продуктовом.

Сторожей лагеря дождик усыпил, а разбудил лишь призыв к дегустации винограда всяких сортов. Спросонья же Семён справедливо заметил, что уже не мы путешествуем к морю, а море путешествует к нам. Мы с Алексеем решили на пару минут прервать морской отдых и проделали, как нам чудилось, крайне трудоёмкую операцию, перетащив два спальных мешка и мелочёвку из палатки подальше от греха. И снова вернулись к отдыху. Семён же с видом то ли бывалого инженера, то ли героя соцтруда добыл лопату и принялся строить блиндаж.

Эти часы были незабываемы. Безлюдный на километры пляж раз за разом окатывала шумная волна, которая вдруг распластывалась пенным одеялом и стремительно топила песок. И когда солнце умудрялось вылезти из-за туч, все вдруг превращались в фотокорресподентов, выцеливая кадр для очередного поста. И в беспечном раздолбайстве случилось неизбежное. Очередная волна, нашумев вдалеке, рассыпалась по пляжу, и через секунду сделала джакузи из нашей с Алексеем палатки. Все четверо не упустили возможность залиться смехом. Семён же, обнаружив, что оборонительный вал перед его с Марией палаткой отлично справился с поставленной задачей, хотя и слегка оплыл, принялся с остервенением восстанавливать конструкцию. Но не прошло и пяти минут, как следующая волна разрушила часовые старания Семёна, не оставив следа — как от окопа, так и от половины палатки, которая моментально сложилась от удара. Сила воды обошла оба домика с тыла, оставив на тентах горы тяжёлого мокрого песка, многократно согнула дуги каркаса, которые уже никогда не будут прежними. И не дожидаясь очередной, мы спешно принялись откапывать палатки руками, отгребать с бортов песчаные горы, выковыривать погребенные колья растяжек и, уже освободив их, оттащили на безопасное расстояние. И только теперь сообразили, что шторм лишь начинается, и крутой склон, ещё вчера стоявший стеной на заметном удалении от полосы прибоя — самый настоящий волноприбойный откос, о который волна с усердием лупит в стихию.

Собрав пожитки, мы ретировались наверх, где и сложилась цельная картина стихии, которой мы позволили себя догнать, организовав днёвку.

В мире животных
Надо заметить, что бригада уже в первые сутки пребывания на полуострове (особо не нарываясь) наткнулась на анимацию. Вторая ночёвка на пляже под Феодосией явила незабываемое пробуждение. «Люююда, быстро вылезай из палатки!» — в ответ получив лишь жалобное «Зачем?». «Внутри сколопендра!» — угрожающе завопил ранее пробудившийся, но и этот призыв не дал сознанию реакций. Только когда многоножка оказалась в плену бутылки из-под чего-то, мне пояснили, что сколопендра довольно неприятное существо, способное покусать до безумия и даже смерти.

Уже позднее из рассказа соседа по палатке в моей голове нарисовалась последовательная картина утренних событий. Поставив с вечера переносной дом на пляже из песка и мелких ракушек, вход решили не закрывать — юг всё-таки. Алексея разбудила щекотка. Приподняв голову, он пронаблюдал, как по левой конечности бежит многоножка. Тёмно-коричневая, с ярко рыжими ножками, толщиной с карандаш. Она медленно спустилась на пенку и начала двигаться к головам отдыхающих. Потом Алексей ещё не раз в красках описывал как на занятиях по зоологии беспозвоночных, будучи студентом, перерисовывал из учебника Догеля голову сколопендры. И хотя всю жизнь ловил в коллекцию множество разных вселяющих ужас другим многоногих тварей, эту повстречать искренне боялся.

Уже дома он достал ту самую книгу, показал мне «рис. 336. Ротовой аппарат сколопендры» и пугал меня им, произнося как заклинания состав аппарата — мандибула, гнатохилярий и ногочелюсть. Пока я рассматривала вооружённую ногочелюстями голову, энтомолог по призванию и муж по паспорту зачитывал, что укус пальца крупной сколопендрой приводит к опуханию всей руки.

А тогда в палатке события развивались стремительно. Энтомолог приобрёл знатное ускорение, и одним прыжком покинул палатку. Теперь ему предстояло выполнить сложнейшую миссию — вызволить из логова многоножки меня. Когда гостья уже включила третью скорость, я сквозь сон услышала призыв бежать. И кажется даже довелось видеть её ещё живой, пока та носилась взад-вперёд там, где только что лежала моя голова. Палатку освободила, сколопендру изловили и пообещали себе не забывать закрывать дом перед сном, а утром проверять обувь на наличие редкой твари. А всю оставшуюся поездку мы старательно переворачивали камни на пляже, стремясь снова встретить живое ископаемое из каменноугольного периода.

В долине привидений
Проходя испытания отдыхом, мы уговорили друг друга покорить одну из крымских вершин. Жертвой покорения выбрали Демерджи — не самую высокую (1220 метров над морем), но красивую пейзажами (судя по отчётам в инете) с грандиозным видом на главный крымский хребет и Чёрное море. В надежде на приличные испытания с подъёмом от точки старта на 750 метров. Бросив машину у помойки в местном селе, пошли на штурм. Сомнений в маршруте не было — место популярное и зовётся Долиной привидений. В очередной раз избежав назойливых акул турбизнеса, которые стремятся доставить на машине до верху с аргументами, что ногами ни в жизнь не дойти или навязаться в гиды. Мы — туристы бывалые, и знали, что не заблудимся. Тем паче что в сторону вершины вела вереница таких же как мы уставших от купания в море людей.

Долиной привидений называют весь склон горы Демерджи, который природа одарила весьма причудливыми формами. Останцы вытесаны из камня временем, перепадами температур и ветром и просятся на страницы учебника геоморфологии в главу об экзогенных рельефообразующих процессах. На этой мысли присутствующие географы сошлись мгновенно и многозначительно закивали, произнося как заклинания загадочные слова — ругались денудацией, десквамацией и плейстоценом. Протопав ещё версту, у основания горы набрели на внушительных размеров грецкий орех. И подслушав гида какой-то группы, узнали, что орех тот самый — из «Кавказской пленницы», и именно на нём сидел Никулин и кидался плодами в Моргунова.

Подъём на Демержди довольно затейлив: нижняя часть тропы ведёт буковым криволесьем по склону ущелья. Отрезки пологого склона чередуются крутыми подъёмами, где приходится шагать по лестнице камней и корней. Останавливались при каждой возможности: сфоткать эндемика – крымскую ящерицу, обсудить толщину ствола бука, или встречных туристов, струсивших идти на вершину. На высоте 900 метров лес неожиданно расступился, открыв пространство «Солнечной поляны», с которой можно разглядеть все причуды торчащих из склонов каменных башен-грибков с явным утолщением на верхушке.

От поляны сквозь горную степь через пару часов (мы согласно правилам путешествия и здесь не торопились) подъёма по траверсу дорога вывела нас на вершину, край которой венчала цитадель каменных исполинов. Здесь на вершине открылась изнанка крымских гор – куэстов. Кажущиеся неприступной стеной со стороны моря (так их вздёрнуло по линии разлома), они полого падают к северу. Эти горные степи со времён крымского ханства называют джейляу, в нашем произношении — яйлы. И на любую из крымских яйл можно вскарабкаться с юга в лоб, или же схитрить по пологой наклонной с севера на авто. Захват нами одной такой яйлы был успешно осуществлён долинным призрачным путём.

В краю людей
Перемещаясь по Крыму, мы старательно избегали наших, то есть людей. Но в попытке найти свой личный пляж раз за разом терпели фиаско. Казалось, вместе с нами ищет уютное место добрая половина страны. В Курортном — это на Азовском море, куда приехали ночью и ставили палатку на пляже, приматывая к кустам, чтоб не сорвало ветром, наутро проснулись, как на митингующей площади. Зато в странном облике туристов разведали уникальное место, о котором и не мечтали: в сторону пляжа брели люди в чёрном. По их следам мы открыли настоящий сероводородный вулкан Чокрак — зловонное озеро из соли и жидкой грязи или бесплатный курорт для любителей оздоровиться. Насмотревшись на людей, изгвазданных по колено/пояс/шею, самый взрослый и опытный из нашей компании решил занырнуть в солёную грязь с головой, чего делать не следовало категорически. Мгновенная карма силой нестерпимой рези сомкнула веки, и при малейшей попытке их приоткрыть, Алексей орал на весь пляж, что в глаза словно воткнули кинжалы. Кое-как, на ощупь и по голосам, хлебнувший сероводородной жижи неудачник винтами добрёл до лагеря, откуда был срочно препровожден к морю на мойку.

Не так просто отыскать удобную стоянку и на южном берегу Крыма. Очередной закат поймал нас в окрестностях Симеиза. Помнится, как Семён пытался отговорить от ночлега в этих пропитанных любовью местах. Пока не ведая о том, что у горы Кошка высаживается весь нудистский десант, в разведку снова отправился Алексей, оставив младшую группу наблюдать сверху. Попытки найти хоть какую-нибудь щель для укрытия, а уж тем более мало-мальски ровную площадку, не просто не увенчались успехом. Весь склон приспособил под свои нужды палаточный городок, как опытная колония муравьёв. На правах хозяев, не обременённые как дружелюбием, так и стыдом, компании-колонии подарили разведчику-Алексею насыщенных плотью картинок и похлёбки из рук (по всей видимости) самого главы племени. Отчего лазутчик вернулся подозрительно ошалевший, сделал вывод, что жизнь не готовила нас к этому и развернул разочарованную компанию в сторону заката.

Но все разочарования, приобретённые в результате неуправляемого отдыха, размыло на западном побережье Крыма. На десерт мы оставили Поповку — местечко под Евпаторией, которое в своё время приютило Казантип. И как московская Олимпиада-80 подарила стране темнокожих детей, так и приказавший долго жить фестиваль оставил в наследие россыпь пляжных арт-объектов. Фестивалить на руинах продолжают, но в основном семьями: море детское (до глубины придётся шагать метров триста) и прозрачное, пляж из мелкого и почти пушистого песка. Где-то на границе суши с водой и пришлось заархивировать лето, чтобы впечатлений хватило, как загара, хотя бы до ноября.