Мы и город

Он был установлен Ассамблеей Международного совета по вопросам охраны памятников и достопримечательных мест, действующей при ЮНЕСКО, для того, чтобы обратить внимание людей на проблемы сохранения и защиты нашего культурного наследия.

Сегодня в России ситуация с охраной этого самого культурного наследия обстоит не лучшим образом: уничтожаются заповедные и исторические зоны, утрачивается исторический облик наших городов. Рязань в этом смысле не является исключением из правила. Она почти полностью утратила прежние исторические черты за последние десятилетия.

Об этом мы разговариваем с заместителем директора Государственного архива Рязанской области, кандидатом исторических наук Дмитрием Филипповым. Его смело можно считать экспертом в этом вопросе хотя бы потому, что он много лет изучает историческую топографию Рязани 18-19 веков. С его активным участием в последние годы вышли несколько интереснейших изданий по истории города и области, в частности монументальный том «Свод памятников архитектуры и монументального искусства России», посвященный Рязанской области.

А еще Дмитрий Юрьевич читает замечательные лекции в Рязанском художественном музее, «Рязань историческая: образы пространства». Популярность цикла нарастает. И потому наш разговор об образах рязанского пространства, которые мы так часто безжалостно разрушаем, абсолютно уместен.

Р.В.: Дмитрий Юрьевич, давайте начнем с того, что вы сказали мне об историческом наследии Рязани по телефону: точка невозврата перейдена. Когда вы это поняли?
Д.Ф.: Интерес к исторической Рязани у меня возник очень давно, в школьную и студенческую пору. Наблюдение этой среды продолжается десятилетия, а как результат — знание ее до детали, до какого-то элемента. Когда это все на твоих глазах начинает растворяться и убегать, задумываешься над тем, когда и как и это происходит.

Эта проблема не только Рязани, она характерна для многих русских городов и возникает, на мой взгляд, прежде всего, из невежества. Мы не знаем, с чем мы имеем дело, не понимаем ценности окружающего нас мира. Парадоксальная ситуация: наши граждане, которые выезжают в Европу, возвращаются оттуда с восхищением по поводу сохранности всего старинного. Но при этом они не задаются вопросом: что же мы не сохраняем у себя то же самое, только в нашем, национальном исполнении.

Исторический город, который мы еще сейчас можем видеть в отдельных фрагментах, не тронутым сохранить, конечно, нельзя. Но можно было сохранить дух, атмосферу, колорит этого места. С Рязанью вообще ситуация для европейской России уникальная. Через этот город не прошла ни одна война, он не пострадал от тотальных разрушений. До 60-х годов ХХ века это был типичный губернский город XIX века в своих масштабах, укладах, традициях. С одной стороны, это было урбанизированное пространство, с другой — оно плавно выходило в природную среду, вписывалось в пойму Оки вплоть до Солотчи. Сейчас вся эта территория активно застраивается, и в этом пространстве нам предлагают жить. Узкие улицы застраиваются высоченными домами, становится темно и тесно. Неба нет. Нарушаются и инсоляция, и воздушные потоки. И самое главное: люди смотрят в окна друг другу. Возникает ситуация, когда человек лишен частного, интимного пространства — на работе, на улице, дома. Это противоречит и логике человеческого общежития, и всем нормам. Примеров сколько угодно, когда дома мешают друг другу. На Подгорной стоит старенькая трехэтажная «сталинка» и рядом — огромный девятиэтажный гигант. Дом, который все солнечное освещение получал из юго-западного направления окон, сейчас во второй половине дня солнца не видит.

Р.В.: Чего вам из утраченного больше всего жаль?
Д.Ф.: Скажу о том, что для кого-то, возможно, дико прозвучит: у нас в городе практически нет красивых, больших, старых деревьев, которые в Рязани были всегда. Город застраивался по усадебному принципу, и в усадьбах деревья сохранялись. Из таких потерь мне безумно жалко вяз, который стоял на улице Ленина у кинотеатра «Родина». Роскошный был вяз, просто великолепный. В свое время в городе Липецке я с изумлением увидел такое же огромное дерево, которое стоит в районе, где снесена историческая застройка, стоят новые дома, но дерево аккуратно обнесено заборчиком, вокруг него газон и даже табличка стоит. У дерева есть статус памятника природы. Ведь это городская среда. Она из этого формируется.

Из того, что потеряли, трудно вычленить что-то: дом Банковского на Цветном бульваре — роскошный деревянный, и я не верю, что его восстановят и спасут. Жалко дом Малашкиных в Газетном переулке. Мало того, что он дал название переулку, здесь печаталась первая городская частная газета. По культурному наполнению, по той истории, которая жила в доме, он мог бы стать интересным культурным центром. Его снести нельзя, потому что — памятник, а восстанавливать, похоже, не хотят. Такая же история и с печально известным домом Хвощинских. Ужасно жалко дом Любомудровых на улице Новослободской. Такой добротный городской дом, низ каменный, верх деревянный, мезонин. И семья там жила замечательная.

Безумно жалко того, что уютные старые улицы превращаются в коридоры, длинные, как в коммуналке. Была очень живописной улица Свободы, от площади — наверх, к университету. Один из домов был вообще редчайшим памятником деревянного провинциального модерна. Его снесли, не задумываясь и не сожалея. А там, где теперь остался единственный деревянный дом с бельведером, настолько был живописный ряд домов, разных по объему, композиции, которые улицу выстраивали и создавали удивительно уютное пространство... Это даже объяснить сейчас невозможно тем, кто не видел.

Р.В.: Традиционный русский вопрос: что делать?
Д.Ф.: Давайте попробуем посмотреть на то, что делают в других местах. Самый близкий пример к Рязани — Коломна. В принципе, ничего сильно затратного не сделано. Приведены в порядок улицы и дома. Как соотносилось в этом процессе участие жильцов, собственников и муниципалитета, можно выяснить. Но эффект — налицо, ты идешь по городу и понимаешь, что с ним работают, им занимаются. Второй пример — деревянный Томск, где смогли сохранить деревянное зодчество, которое настолько роскошно, что кажется архитектурным пиршеством, иногда даже излишеством.

Но «красиво» или «некрасиво» не может быть критерием в вопросе сохранения историко-культурного наследия. Критерии прекрасного со временем меняются. Например, в Рязани есть дом Лебедева на улице Полонского, где сейчас один из факультетов медуниверситета. Когда в 1905 году Лебедев этот дом выстроил, его даже в прессе критиковали. Мы сейчас смотрим и говорим: как здорово. У нас под критерий памятника чаще всего попадает то, что в резьбе, кокошниках, резных полотенцах, — это красиво в сравнении с «хрущевками». Когда Рязань в 60-е годы пережила бум урбанизации, появились средства, начали ремонтировать жилой фонд и сносить всю эту красоту, все содрали, оставили голые фасады. Есть такой пример — дом по улице Скоморошинской. Он сейчас вообще никакой. Вдруг в книге 1954 года издания я увидел фото этого дома и его не узнал. Это был добротный образчик эклектики, декор — с избытком, отдельные элементы классики. Дом был особенный, интересный, но с него все содрали, и вот перед нами барак.

Если возвращаться к тому, что делать. Во-первых, надо хотеть что-то делать. Для себя решить, что мы это делаем. Изучать опыт. Были предложения передать все это в частные руки. А почему нет? Только должно быть очень четко прописано: на каких условиях, для каких целей, с какими платежами, под какие функции все это передавать.

Конкурс, например. Продаем вам памятник за 2 копейки при условии, что вы его сохраните, отреставрируете.

И это может быть одним из способов решения проблемы. Есть хороший пример — дом на улице Вознесенской, который содержит очень бережно частная компания. Когда они в прошлом году делали ремонт и сняли весь декор, кто-то возмущался. Но они все восстановили, обшили дом новым тесом, сохранили его облик. Нужна четкая позиция городской власти.

Р.В. : Почему у нас не наблюдается общественной активности в связи со спасением исторического облика города? Как в Нижнем Новгороде, Екатеринбурге, Москве? Это у нас такая ментальность?
Д.Ф.: Это какая-то локальная ментальность. Я Рязань очень нежно люблю, это мое родное место. И это, наверное, дает мне право и критиковать, и хвалить его потому, что я знаю его изнутри. Рязань — город сложный с точки зрения самоидентификации. Коренных рязанцев, живущих в городе на протяжении многих поколений, мало. Город на протяжении многих десятилетий пополнялся и рос за счет приезжих. Я не говорю, что это плохо. Но социум рязанский очень мобильный, подвижный, тесно связанный с Москвой и в некоторой степени равнодушный к пространству, пребывание в котором считает временным.

Второе. Просто беда — наше невежество и неизученность пространства, в котором мы живем. Рязань была маленьким городом, населенным чиновниками, интеллигенцией, военными — разными элементами социальной среды, которые обрастали предметным миром, что образовывался вокруг них. Все это оседает и порой обнаруживается в опустевших домах. Сейчас никто не ставит вопрос о том, что прежде, чем снести, дом надо обследовать. Факт, который есть в рязанской городской памяти: много лет назад был найден чемодан с письмами Хвощинских в доме, который шел под снос и был связан с этой семьей.

Мы часто даже не знаем, что бульдозерами сгребают. Знаете, что обиднее всего? Только удалось в архивных фондах нащупать каналы, по которым можно восстановить историю рязанских домов в лицах, разработать методику поиска необходимой информации. Казалось бы, работай, какое пространство для исследования. Но только ты к этому приступаешь, как видишь, что уже нет предмета для изучения, он уже разрушен. Остается только история утраченного.

Р.В.: Вы читаете лекции в художественном музее. Что это за аудитория?
Д.Ф.: Цикл лекций — это совместный проект Государственного архива Рязанской области и Рязанского областного художественного музея, посвященный сразу двум юбилеям — 130-летию Рязанской ученой архивной комиссии, из которой все мы, рязанские архивисты и музейные работники, вышли, и 100-летию первой выставки в художественном музее, а также это наш вклад в Год культуры. Возникла идея благодаря моей многолетней работе в авторском коллективе «Свода памятников», изданного в 2012 году. Кто к нам приходит? Это интересующиеся историей люди, например, работники рязанских музеев, библиотек, члены клуба археологов, краеведы. Но эта аудитория, скажем, искушенная. На мой взгляд, главное, что на приглашение откликается интернет-аудитория. Это самые разные люди, которым просто интересно узнать что-то новое. Три лекции прочитаны. Число слушателей увеличивается — от 50 до 70 человек и больше. Люди идут сами, в личное свободное время, слушают, задают вопросы. Для меня самое главное, что в группе «Рязань, которую мы потеряли», уже пять лет существующей в социальной сети ВКонтакте, после каждой лекции начинается прирост участников. Это значит, что начатое дело интересно обществу, значимо для него и находит отклик.

***
Остается только надеяться на то, что от интернет-активности люди, послушав лекции Дмитрия Филиппова, перейдут к другой активности, более действенной, и попытаются спасти то, что осталось от старой Рязани. Даже если точка невозврата уже пройдена, в Рязани есть что защищать.