«Невиновен» — спустя полвека после расстрела

«Невиновен» — спустя полвека после расстрела	13.11.2013

Корреспондент «Мещерки» изучила документы секретного архива ФСБ, за которыми скрываются трагические судьбы репрессированных рязанцев.

От автора: для большинства из нас политические репрессии зо-х годов прошлого века — всего лишь страница истории. Десятки томов уголовных дел до недавнего времени были засекречены. Однако мне удалось получить доступ к архиву Управления ФСБ России по Рязанской области. О судьбах людей, долгое время считавшихся врагами народа, а ныне реабилитированных в глазах общества и государства, как раз и пойдет речь.

Лев Перле работал на заводе «Рязсельмаш» конструктором. Корни его семьи уходили в Швейцарию — оттуда был родом его отец Адольф Перле. Сам же Лев прожил там всего три года, с 11 до 14 лет, пока учился в технологическом колледже. В 1906 году ему пришлось вернуться к отцу, который работал бухгалтером на одном из московских заводов. А в 1913-м юноша, гражданин Швейцарии, снова уехал на родину, чтобы отслужить в армии. Вернувшись в Страну Советов, Перле поддерживал связь с сестрой и надеялся снова уехать в Швейцарию. Лелея в голове эту мысль, Лев не спешил получать советское гражданство. В 1921 году отец посоветовал Льву продлить швейцарский паспорт, а заодно сделать гражданство жене. Вместе они обратились к некоему Верлину, представителю общества Международного Красного Креста в Москве.

Мужчина был очень вежлив, принял документы, передал их своей помощнице и пообещал, что вскоре все будет готово. Затем он пригласил Льва присесть и начал беседу. Как бы между делом Верлин интересовался, где работает Лев Адольфович, что за завод такой, «Рязсельмаш», сколько рабочих трудится на нем. Спрашивал Верлин и о том, почему отец Льва, Адольф, уехал в Швейцарию и не желает ли сам Лев последовать за ним.

В 1940-м году швейцарская сестра Льва Перле умерла, ехать было уже не к кому. Льву пришлось отказаться от мысли вернуться на историческую родину. В 40-м году он принял советское гражданство. Если бы он знал, что этот факт когда-то сыграет против него... На судьбу Перле повлияло и его, казалось бы, безобидное увлечение: Лев любил читать швейцарские журналы, которые ему присылала сестра, и переписываться с филателистами из Марокко, чьи адреса он нашел в этих журналах.

С Верлином он виделся еще несколько раз, пока тот в 32-м году не покинул страну. А в 40-м Льва Перле арестовали — за шпионскую деятельность, которую он осуществлял, поставляя данные иноразведке в лице Верлина...

«То, что я рассказывал ему, было не шпионскими доносами, я просто делился с ним как с соотечественником», — объяснял Перле на заседании суда. Однако в ходе следствия арестованный Перле давал совсем другие показания — о том, что после передачи паспортов на продление Верлин назначил ему еще одну встречу, и он согласился. В ходе прогулки Верлин предложил Перле работать на разведку, и он, как следует из протоколов допросов, не отказался. В основном интересовала Верлина информация о заводе «Рязсельмаш». Однако о том, что профиль завода поменялся на оборонную продукцию, стало известно лишь к 1934 году, когда Перле уже не встречался с Берлином.

Шпионская деятельность — не единственное, в чем подозревался Перле. Еще одно его преступление — антисоветская агитация на заводе.«В СССР большинство крестьян недовольны политикой советского правительства, а поэтому и воевать невозможно — тыл в СССР слабый» — это и другие высказывания, услышанные от Перле, использовались против него следствием. Лев Адольфович пытался объяснить: ему действительно тяжело жилось в Стране Советов, он еле-еле сводил концы с концами и считал, что в Европе жить гораздо лучше. И получал жкурналы из английского общества помощи голодающим, тем самым дискредитируя советское государство...

В обвинительном заключении от 14 июля 1941 года читаем: «Перле, сын сбежавшего за границу акционера, у которого была дача, национализированная после Октябрьской революции. В1919 году арестован с группой помещиков органами ВЧК за принадлежность к кулацкой «Трудовой крестовой партии». В 1921 году был привлечен для шпионской деятельности, по заданию Верлина занимался шпионажем. Намеревался выехать за границу, сподвиг жену принять гражданство Швейцарии. Проводил на заводе антисоветскую агитацию».

25 августа 1941 года в 15 часов 25 минут было открыто судебное заседание по делу в отношении Льва Перле. Он отказался от своих показаний, данных в ходе допросов, и последними его словами были: «Прошу принять справедливое решение». Однако решением суда стал приговор — расстрелять.

Спустя многие годы это дело снова открыли. 19 марта 1992 года было подписано заключение о реабилитации Льва Адольфовича Перле. Его честное имя, как и имя его семьи, было восстановлено.

В архив 18 августа 1998 года было направлено уголовное дело в отношении еще одного репрессированного, чья судьба решалась и после смерти, — Ивана Фишера. Именно тогда было подписано заключение о реабилитации заводского рабочего с немецкими корнями.

«Фишер Иван Михайлович, 1895 года рождения, немец, гражданин СССР, женатый, беспартийный, бывший поручик старой армии, за дружбу в белой армии и карательных отрядах осужден в 1930 году на 10 лет. Арестованный 23 июня 1941 года 1-м отделением КРО УНКГБ по Рязанской области по совокупности преступлений осужден к высшей мере наказания — расстрелу, без конфискации имущества за отсутствием такового. Приговор приведен в исполнение 25 сентября 1945 года».

Ивана Фишера признали виновным в том, что он был завербован для шпионской деятельности немецким резидентом Фон-Гомеером, пока проходил службу в германской оккупационной армии в 1918-1919 годах. Но и это еще не все: в 41-м году рабочий проводил антисоветскую агитацию в городе Михайлове Рязанской области — его не раз замечали за высказыванием контрреволюционных измышлений....

На предварительном следствии Фишер показал, что в 1918-1919 годах он действительно служил в армии Деникина и Врангеля и в рамках этой службы познакомился с Фон-Гомеероы, который предложил ему работать на немецкую разведку.
«Я воспитывался в монархическом националистическом немецком духе, — рассказывал он на допросе. — Конфискации имущества и репрессии советской власти, моя ненависть к ней побудили меня встать на путь беспощадной борьбы в армиях Деникина и Врангеля. Воспитание германофильской направленности побудило встать на путь проведения шпионской работы, сбора материалов военного, политического и экономического характера с целью оказать всестороннее содействие Германии в быстрейшем захвате советских территорий и порабощении русского народа».

Далее Фишер рассказывает о том, как у знакомого хирурга в Севастополе встретил Фон-Гомеера, как виделся с ним впоследствии в ресторане. А когда Гомеер предложил заняться шпионажем, Фишер согласился.

Из материалов уголовного дела следует, что Фишер за это время успел выполнить целый ряд заданий. Больше всего он работал в Крыму, узнавая обстановку в Севастополе и подавая данные в штаб. Эту деятельность Фишер вел до 1920 года, пока Фон-Гомеера с семьей не эвакуировали из Крыма. Однако в 1925 году Фишер возобновил шпионскую деятельность, уже в Москве. В его обязанности входила только обработка информации — перевод с русского на немецкий. Данные он получал у старика в Скатерном переулке — о состоянии сельскохозяйственных культур в южных регионах, о дирижаблестроении, о Шатурской электростанции... После отбытия тюремного срока, с 1931-го по 1941-й, Фишер проводил антисоветскую агитацию на заводе, где работал. «Высказывал свои контрреволюционные убеждения. Восхвалял гитлеровскую Германию, проповедовал неизбежное поражение Красной Армии, возводил гнуснейшую клевету в отношении Сталина» — так записано в обвинительном заключении.

Сам Фишер во время одного из допросов сообщил: «В день объявления войны я сказал, что фашистская Германия победит через 10 дней, и обещал Кудель дать книгу Гитлера «Моя борьба». Книгу для сослуживца по заводу Фишер намеревался достать у некоей знакомой, которая располагала подобной литературой...

В 11 часов 50 минут 25 августа 1941 года открылось роковое судебное заседание. Фишер произнес речь, в которой сообщил: признаться в шпионской деятельности предложили еще во время ареста, но это было неправдой, самооговором, и он тогда отказался... Но в ходе следствия ему все равно пришлось признаться в том, чего не совершал. Однако суд приговорил Ивана Фишера к высшей мере наказания — расстрелу.

Дело Ивана Фишера пересмотрено в порядке исполнения Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.1991 г. и указанием Генеральной прокуратуры РФ. Изучив материалы, сотрудники ФСБ пришли к выводу, что по поводу шпионской деятельности Фишера никто, кроме него, показаний не давал и доказательств его виновности не имеется. А вот антисоветская агитация не является общественно опасным деянием — в соответствии с этими фактами Иван Фишер подлежит реабилитации.

«Фишер был приговорен к уголовной ответственности и расстрелян необоснованно при отсутствии каких-либо доказательств... Фишер является реабилитированным от 18 октября 1991 года» — таково заключение нынешних экспертов.

Тогда, в 41-м, условия диктовало само время. Непросто было сохранить объективность к обвиняемым в шпионаже, когда фашистские войска рвались к Москве. Зачастую уголовные дела того времени строились на показаниях тех, кто беспокоился за собственную безопасность и оговаривал знакомых, чтобы выжить самому. Сегодня сотрудники ФСБ смахнули пыль с пожелтевших папок, чтобы напомнить о судьбах незаконно осужденных и восстановить справедливость.

Мария Комиссарова

«Мещёрская сторона», №46/2013