Обратная сторона

Найти тему для разговора с человеком, в арсенале которого более 100 современных, древних и экзотических языков, на которых он свободно изъясняется и, мало того, сочиняет стихи, достаточно просто. Уникальность нашего соотечественника просто не знает границ. Даже если взять его настоящее имя (Вильфрейд Сторквист), то его никак не назовёшь заурядным, а дословный перевод фамилии на русский язык звучит как «Мельник, на крыше мельницы которого птица свила гнездо и тем самым послужила счастливой приметой в его жизни». При этом Вилли по образованию — врач-вирусолог, кандидат биологических наук с постоянным местом работы в Московском институте вирусологии имени Ивановского. Однако известность в культурных кругах, помимо стихов на разных языках, ему принесло изобретение «муфталингвы» — авторского языка слов-неологизмов, когда новая словесная единица образуется путём слияния двух разных слов. Тем не менее, в этот раз тема нашего разговора с Вилли Мельниковым касалась его ноу-хау лишь отчасти. Рязань стала для Вилли не просто городом, где он часто бывает, он отыскал в Рязани свою особую неизвестную простым горожанам сторону.

— Что же такого особенного вы нашли в Рязани?
— Это особенный город. В Рязани я облазил и обходил множество мест. Впервые я попал сюда в феврале 1992 года. Едва я вышел из здания вокзала Рязань-1, сразу же наткнулся на необычное сталкерское место — дворики уцелевших деревянных домов около железнодорожного вокзала (та местность, которая отделяет ТРЦ «Виктория Плаза» от вокзала). По-моему, самое интересное в разных городах — это человек и его взаимодействие с местом, где он живёт.

— С какими же местами в Рязани вам удалось «взаимодействовать»?
— В Рязани таких мест много. Например, старые еврейские могилы на Лазаревском кладбище. Там можно наблюдать одну из самых причудливых и интересных аномалий — древовростие. Она возникает когда энергия ландшафта так изменяет энергоэпюры и незримые вектора силовых полей окружающих предметов, что они начинают складываться и рождать необычные, аномальные по своей сути зоны.
— Чего-чего? Мистика какая-то…
— Мистика — это всего лишь другая физика. Главное — это фиксация аномальных зон.

— Видимо, аномальных зон в Рязани хватает?
— Сильной аномальной энергетикой обладают ещё два места. Первое расположено под мостом на Первомайском проспекте, между остановками «Дом художника» и «Гостиница «Первомайская». Не знаю, с чем это может быть связано, возможно, существенную лепту в энергетику вносит расположенная в нескольких метрах оттуда тюрьма. Однако стоит признать, что по энергетике с этим местом мало что сравнится. И знаете, у кого бы вы ни спросили про это место, многие люди были там, каждый день ездят по этому мосту, но никто никогда даже не задумывался о том, что происходит под ним. Ещё одним местом с аномальной энергетикой является овраг, в котором сейчас расположен гипермаркет «Лента». Многие ещё помнят, что было на его месте, — старый пешеходный мостик поверх заросшего деревьями оврага. Местность просто невероятная по своей энергетике.

— Интересно, как удаётся обнаруживать аномальные зоны, вернее понимать, что какое-то место является аномальным?
— Прежде всего, для этого необходимо так называемое сумеречное (фрактальное) сознание. Именно при нём в человеке просыпается своеобразное шестое чувство, открывается третий глаз. В такие моменты люди делают открытия, фиксируют революционные мысли, а также получают возможность видеть и чувствовать аномальные зоны. Переход в данное состояние у каждого человека субъективен, а потому предугадать или дать план действий по переходу невозможно.
— Тогда не является ли «аномальная зона» твоим чисто субъективным ощущением?
— Лучший способ проверить — это оказаться в этот момент в зоне не в одиночку. Аномальная зона, если она фиксируется одним человеком, то и другие невольно оказываются в её власти. Вопрос в другом. Аномальные зоны не всегда расположены к гостям, поэтому могут повлиять на своих посетителей негативно. Был у меня один случай, когда в одной из аномальных зон мы оказались небольшой компанией, и на нас произошло довольно сильное воздействие с её стороны. У одного моего друга стёрлась часть записи о пребывании там с видиокассеты, другой, наоборот, потерял немного воспоминаний о том, как он туда попал и как оттуда вышел, при этом всё остальное он помнил прекрасно. Это ещё раз подтверждает тот факт, что зона может дотронуться до любого своего гостя.

— Такие необычные изыскания помогают в изучении языков?
— Безусловно, всё это очень помогает в изучении языков, являясь частью того, что я называю симбиозом контрастов. Однажды я стал изучать ландшафты городов. В итоге открыл в себе сталкера в самом стругацко-торковском смысле этого слова. Подробнее об этом можно узнать в моём трактате «Алфизика и Метахимия ландшафтов» и «Человек, как ландшафт».

— Тебе, наверное, знаком Евгений Каширин. Как ты относишься к его творчеству?
— Он был настоящим фотоживописцем Рязани. Слово фотограф или фотохудожник слишком неуместны рядом с его именем. Люди в его работах открывали себя.
— Ты ведь и сам активно фотографируешь?
— Да. Фотография мне нравится почти во всех её проявлениях. Я ярый «плёночник», практически всегда со мной либо один из двух моих ФЭДов или «Зоркий». С «цифрой» у меня отношения как-то не сложились. Есть такое направление как сотография, или фотография на сотовый телефон, которой я тоже активно занимаюсь, но на этом моё общение с цифровой фотографий заканчивается. Что же до Фотошопа как главного атрибута современной «цифры», то всё это отдаёт какой то мертвечиной. Существуют чисто физические различия между «плёнкой» и «цифрой», связанные с корпускулярно-волновым дуализмом света. «Плёнка» в данном случае передаёт всю материальность мира, его сущность, материю.

— Всё, чем ты занимаешься, дико интересно и необычно. Легко ли находить практическое применение своим навыкам в России?
— В этой стране практический эффект от того, что я знаю и умею, всегда стремился к нулю, так что мне приходится ориентироваться на Запад, на иностранных потребителей, продюсеров, коллекционеров. В России это никому не нужно, я слишком не вписываюсь в рамки актуального искусства. По мнению большинства, я предаюсь эстетским изыскам. Слой столичных галерейных кураторов — это не что иное, как Совминкульт в современной инкарнации. Это на Западе — Гарвард, Сорбонна, Йель, Ровенский университет и Болонья, и то, что меня приглашали с моими лекциями большинство этих учреждений, ничуть не мешает мне подпадать в категорию провинциального дилетантства здесь, в России.
— А что за лекции?
— Я читаю авторский лингвосенситив, рассказываю, как стать полиглотом именно с точки зрения симбиоза контрастов. О том, каким образом вроде бы разные увлечения и профессии дают топливо для удобрения своей ментальной грядки, которая и рождает полиглосию. Причём, сама полиглосия в этом случае вторична, это продукт человеческой жизнедеятельности. Главное — воспитывается своё арт-пространство.