Три страсти Александра Никитина

На участке в 40 соток нашему герою удалось успешно вырастить более 300 видов деревьев и кустарников. И это далеко не все увлечения Александра Никитина – гостя очередного выпуска «Нерабочего настроения».

Ботанический сад на 40 сотках
– Вы достаточно успешно реализовали себя в нескольких ипостасях. А для самого себя Вы скорее киновед, ботаник, историк?
– Главное – оставаться самим собой. Человек способен на многое. Узкий специалист вызывает всяческое уважение глубиной погружения в одну тему, но мне в таких рамках было бы тесно. Я всё ещё не могу избавиться от детского любопытства к неизведанному. Примерно раз в десять лет мне встречается новая сфера деятельности, в которую я окунаюсь, не отодвигая в сторону и прежних увлечений. Моя Вселенная постоянно расширяется. Но в первую очередь, по сумме достижений, я могу назвать себя историком и киноведом.

– А в детстве кем мечтали стать?
– Если в детстве каждый месяц не меняешь мечты о будущей профессии, то это тревожный симптом. Мечтал быть палеонтологом, астрономом, археологом – и это не полный список.

– Как пришло увлечение хвойными растениями?
– Обстоятельства были достаточно драматичными. Купил дом в деревне, который вскоре сгорел. Восстановив его, задумался над озеленением участка, как следствие – открыл для себя мир флоры. И, разумеется, новую сферу деятельности…. Сейчас на моих 40 сотках растёт более 80 пород хвойных, в их числе такие редчайшие виды, как гинкго, метасеквойя или таксодиум двурядный. Коллекции, которая собиралась по крупицам, уже 16 лет. По общему числу видов (около 320) у неё нет аналогов в региональном масштабе.

– Ухаживать за таким ботаническим садом наверняка сложно?
– Ну, сорняки надо уничтожать регулярно. Раз шесть за год приходится проходить с бензокосой всю территорию. Следить, чтобы молодые растения не повреждались мышами, кротами, насекомыми-вредителями. Зимой на участок могут наведаться зайцы. К счастью, в животном мире своя конкуренция: мышей отлавливают горностаи и совы, канюки, зайцев – лисы. Одну лисью нору я как-то нашёл на противоположной стороне оврага, ограничивающего мой участок – всего в 150 метрах от дома!

– Ваш труд получил признание в научных кругах?
– Несколько лет назад меня приняли в Русское ботаническое общество, а в прошлом году вышла первая моя работа по геоботанике, ждёт публикации следующая.

– Как соседи относятся к Вашему увлечению?
– Последние двадцать лет село на моих глазах вымирало. Нынче зимует лишь один двор, на лето приезжают ещё несколько семей. Соседи – люди понимающие, сами высаживают сосны, и сейчас на краю оврага появилась целая стена из этих деревьев, которая создала для моего дендрария хорошую защиту от ветров. Даже последнюю жуткую зиму мои деревья перенесли достойно.

– В 2008-2009 годах на страницах «Новой газеты» в Рязани вышло более десятка Ваших статей, объединённых в цикл «Жизнь замечательных деревьев». Есть ли шанс на продолжение этой рубрики?
– Цикл вовсе не закончен. В Рязани можно найти материал как минимум на пятнадцать публикаций, причём речь идёт о деревьях, которые может увидеть каждый горожанин. Например, в нашем городе можно найти три вида пихт, сосну веймутову, сумах.

– А Вы – коренной рязанец?
– Есть и рязанские корни, другие линии ведут в Псковскую область и на границу Польши и Белоруссии.

– Кто из родных оказал влияние на Ваши увлечения?
– Бабушка по материнской линии разводила цветы на балконе, родители отца были известными на весь Сапожок садоводами. Так что гены, вероятно, сказываются. Но если бы ещё двадцать лет назад кто-то сказал мне, что я буду выращивать деревья, я бы только посмеялся.

Ловец кинораритетов
– А как у Вас возникла страсть к редким фильмам?
– Я вырос в эпоху, когда кино было главным развлечением, доступным людям всех возрастов, и, без всякого преувеличения, важнейшим из искусств. Это не могло не повлиять на моё становление. Я бывал практически во всех кинотеатрах Рязани, даже в старом «Октябре», который располагался в нынешнем Дворце бракосочетания. Помню, как открылся широкоформатный кинотеатр «Ока». Первый фильм, который я там посмотрел, – «Туманность Андромеды» по И. Ефремову, снятый на студии имени Александра Довженко.

– Увы, не знал об этой экранизации…
– Между тем американский «Чужой» со всем порождённым им типологическим семейством фильмов – очевидное заимствование сюжета «Туманности Андромеды». Американская космическая кинофантастика вообще без зазрения совести эксплуатировала сюжеты и мотивы, взятые у советских авторов. Например, «Планету бурь» Павла Клушанцева американцы просто перемонтировали, досняли – и получилось «Путешествие на планету доисторических женщин» Питера Богдановича. Американцы не скрывали, что немало замыслов брали у нас. Постановщик «Космической одиссеи-2001» Стенли Кубрик называл Клушанцева своим учителем.

– Но в советском кино далеко не все страницы можно назвать столь яркими?
– Вы знаете, в истории советского кино не было провальных, пустых десятилетий. Идеологическая ангажированность того же сталинского кино уходит на второй план, когда обращаешь внимание на эстетику, на то, как талантливо сделаны эти картины. Взять хотя бы один из самых сталинистских по содержанию фильмов, я имею в виду «Великий гражданин» Эрмлера. Считается, что глубинные мизансцены придумал Орсон Уэллс в фильме «Гражданин Кейн». Но Эрмлер использовал этот приём двумя годами раньше, в «Великом гражданине». Фильм, сюжет которого построен на партийных дискуссиях, и сегодня захватывает как триллер. Напротив, «Поезд идёт на восток» Райзмана, снятый в первые послевоенные годы, на удивление свободен от политической ангажированности и этим очень привлекателен. Когда всматриваешься в фильмы 1930-50-х годов без предубеждения, понимаешь, насколько талантливые люди работали тогда в советском кино, и проникаешься за него гордостью. Вообще предубеждение для историка – вещь запретная. Все фильмы рождаются свободными и равными. Именно под таким девизом проходит фестиваль «Окраина», который мы уже семь лет проводим в Рязани, здесь, в кинотеатре «Родина».

– Редкие, заведомо некоммерческие фильмы привлекают много людей?
– Этого зала хватает, хотя его вместимость после того, как большую часть кинотеатра заняли офисы, уменьшилась почти вдвое. «Родина» была первым зданием в Рязани, специально построенным под кинотеатр. Проект датирован ещё 1936 годом. В 1941 году строительство было почти закончено, но в связи с войной объект был законсервирован. Лишь в 1945 году строительство возобновилось с привлечением пленных немцев, которые, вопреки распространенному заблуждению, лишь отделывали крышу – всё остальное возведено нашими строителями. Здание было задумано не только как 500-местный кинотеатр, но как полноценный культурный центр, с буфетом, эстрадой в фойе, библиотекой, артистической, комнатой для шахматистов. У «Родины» был собственный оркестр. Увы, сейчас этот уникальный памятник эпохи превращён в офисный центр, а сам кинозал даже не отапливается.

Сейчас у здания сменился хозяин, но его планы не совсем ясны. Здесь вполне можно сделать приличный кинотеатр с акцентом на его прекрасное прошлое. Нынешняя доступность фильмов на различных носителях привела к тому, что общество начало забывать, что такое кино в большом зале, в чем специфика кинопоказа. «Домашний кинотеатр» – это всё-таки не более чем большой телевизор.

– Нынешние суперсовременные стандарты типа 3D убивают кино в его классическом понимании?
– Кино может убить лишь полное падение зрительского интереса, хотя часто кажется, что с каждым годом фильмы всё больше ориентированы на подростковое восприятие. У современного кинематографа прослеживается ясная задача – привлечь публику как можно более сильнодействующими средствами. В этом есть элемент насилия над человеком, стремление установить контроль над его сознанием. Ну, а об утраченной культуре кинозрительства, пиве, попкорне и глупых комментариях во время показа и говорить лишний раз не хочется.

Сенсации впереди
– Но, кроме растений и кино, у Вас есть ещё одна пламенная страсть – это история. Она Вас тоже захватила внезапно?
– Книги меня привлекали ещё в бессознательном возрасте. Поначалу, правда, как игрушки: я их сбрасывал с балкона. Один из томов собрания сочинений Шекспира до сих пор имеет следы пребывания в снежном сугробе. Потом меня интересовало уже содержимое книг – картинки, а поскольку читать я научился в три года, то и подписи к ним. Если не ошибаюсь, первыми книгами, которые я открыл, были два тома «Всемирной истории», посвящённые Египту и античности. Оттуда, наверное, всё и пошло. С семи лет я учился игре на фортепиано у дочери известного рязанского археолога Владимира Петровича Фролова. В его кабинете было много замечательных вещей. В 1969 году он даже взял меня на раскопки – в Старую Рязань. Место это для меня почти родное; всю войну здесь прожила моя мать с родителями. Научный, а не беллетристический интерес к истории пришёл ко мне довольно поздно, ближе к тридцати годам. Кинематограф и история связаны друг с другом.

– На Ваш взгляд, после десятилетий раскопок в Рязанской области могут археологи ещё рассчитывать на удивительные находки?
– Конечно. Находка деревянной мостовой XVI века в Рязанском кремле тому доказательство. У нас до сих пор не найдено полноценной берестяной грамоты, хотя бересту обнаруживали не раз. Нельзя забывать и о том, что наши архивы более чем на 90 процентов не освоены, и там вполне можно отыскать немало удивительных или даже сенсационных фактов. Археологические разведки освоили пока только речную сеть, а водоразделы остаются неизученными. Между тем, даже сажая деревья у себя в дендрарии, я извлекаю из земли керамику – не только средневековую, но и бронзового века.

– Как относитесь к инициированной российскими властями кампании по борьбе с мистификацией истории?
– Борьба с мистификацией – задача любой науки и культуры как таковой. Но если за это берётся власть, чуждая науке и культуре, последствия могут быть непредсказуемыми.

– Вы один из самых активных членов общественного комитета по защите Рязанского кремля. Скажите, возможен ли на сегодняшнем этапе некий компромисс с епархией?
– Он, увы, невозможен, так как однозначная цель архиепископа и его окружения – полная и безоговорочная победа над музеем и общественностью. Если в отношении того или иного объекта есть хоть какая-нибудь зацепка, позволяющая перевести его под юрисдикцию церкви, – жди активных действий со стороны иерархов. Вы слышали о недавнем пожаре в Псковском кремле? А что станет с Рязанским кремлём, если будет утрачен мониторинг за состоянием ценнейших объектов?

– Но как же евангельские постулаты о человеколюбии, терпимости, опасности грехопадения?
– Они применяются весьма избирательно. Я никогда не видел, чтобы священники грозили божьей карой нашим погрязшим в коррупции чиновникам.

– А насколько реалистичен проект строительства нового здания музея около Центробанка?
– Упразднение некоего учреждения и строительство чего-то нового с привлечением бюджетных миллиардов – мечта наших чиновников. Этот проект так же удачен, как перенос музеев Московского Кремля в здание ФСБ на Лубянке.

– Несколько традиционных блиц-вопросов. Какой стиль оформления интерьера предпочитает историк Никитин?
– Главное, чтобы хватало места для книг, которые очень часто лежат у меня на столах и стульях, а не на полках.

– Есть ли у Вас настольная книга?
– У меня их несколько: собрание сочинений Станислава Лема, шеститомник «Деревья и кустарники СССР» и «Аннотированный каталог отечественных фильмов действующего фонда по состоянию на 1 января 1972 года». Лем подпитывает меня интеллектуально, а справочные издания открывают иные горизонты поисков: узнаёшь о новых видах деревьев и, натыкаясь на забытые фильмы, формируешь программу фестиваля «Окраина».

– Каковы Ваши музыкальные пристрастия?
– В основном музыка ХХ века, от Дебюсси до Теодоракиса. Очень люблю Прокофьева, в том числе такие не слишком популярные вещи, как кантаты «ХХ лет Октября» и «Здравица», написанная к 60-летию Сталина. Гениальная музыка, несмотря на текст! Нас ведь не смущает, что Гайдн или Бах писали по заказу королей и герцогов. Всегда привлекала меня этника – разумеется, не испорченная попсой. Фламенко, имеющая очень древние корни армянская музыка, грузинская хоровая (я горжусь тем, что спел однажды вместе с Марленом Хуциевым «Лети, черная ласточка»), в последнее время – румынская и молдавская.

– Есть ли у Вас сокровенная мечта?
– Мечта у меня скромная. Надеюсь на благоприятную весну и лето, которые помогут моим растениям восстановиться после экстремальной зимы. На большее не замахиваюсь, потому что и так уже имею от судьбы немало подарков.

Беседовал Денис Абраков