Я помню Демьянюка

Я помню Демьянюка	02.02.2011

Так заявляет единственный доживший до наших дней российский узник лагеря смерти Собибор Алексей Вайцен, участник единственного успешного восстания в концлагере.

Год назад, 27 января 2010 года — в День памяти жертв Холокоста я навестил в Рязани Алексея Вайцена — единственного оставшегося в живых российского узника фашистского концлагеря смерти Собибор. Вместе со мной была целая интернациональная команда журналистов: директор московского бюро газеты Los Angeles Times Меган Стэк, фотокорреспондент этой газеты Сергей Лойко и корреспондент Чешского радио Ленка Кабргелова. Мы пришли к нему, чтобы понять, что думает о Холокосте человек, его переживший. Человек, у которого Холокост уничтожил всю семью: отца, мать, сестру и трёх братьев. Мы пришли к нему и чтобы понять, что он думает о гражданине Америки Иване Демьянюке, которого судят за службу нацистам в Собиборе.

После войны прошло время, и кое-кто из «деятелей» разного ранга и масштаба уже заявляет, что никакого Холокоста вроде бы и не было — всё это выдумки заинтересованных лиц. Не было массовых убийств евреев в лагерях смерти. Да и не лагеря смерти это вообще были — так себе, рабочие зоны. Только куда тогда делось еврейское население Польши, Голландии, Чехословакии и других европейских стран? Треть населения Варшавы составляли лица именно этой национальности. А в Литве в отдельных городах и того больше.

Суд идёт
Бывший узник Собибора Томас Блат (он попал туда 15-летним мальчишкой) через 39 лет после войны нашёл вполне здравствующего бывшего офицера СС — коменданта зоны №1 концлагеря Собибор Карла Френцеля и взял у него интервью. В Собиборе в газовой камере были уничтожены родители Томаса, его брат и ещё 200 евреев из его родного села Избицы в Польше. Палач и жертва сидели лицом к лицу и вспоминали то, что происходило с ними тогда. В мои руки попал текст этого интервью. Вот лишь несколько выдержек из него.

— Френцель, сколько евреев было уничтожено в Собиборе? Говорят, больше полумиллиона. Это верно?
— Нет. Я думаю, что не больше 160 тысяч, но железнодорожные документы показывают, что 250 000, и многих ещё привозили грузовиками, повозками и пригоняли пешком.
— Считаете ли Вы, что фильм или хроника могут показать, как всё было?
— Нет. Реальность была намного хуже… Это было так ужасно, что описать это невозможно.
— Френцель, я хотел бы знать, что вы чувствовали тогда?
— Мы должны были выполнять наши обязанности. Для нас это было очень тяжёлое время.
— Френцель, вы знаете, что сейчас у входа в лагерь есть мемориальная плита, и на ней вы можете прочитать: «Здесь нацисты убили 250 000 русских военнопленных, евреев, поляков и цыган»?
— Поляков там не убивали… Цыган там не убивали… Русских не убивали… Только евреев: русских евреев, польских евреев, голландских евреев, французских евреев.
— Что Вы отвечаете, когда многие немцы говорят, что это было не так, что этого никогда не было?
— Я говорю, что это чистая правда. Мне снилось всё это в течении 16 лет, что я провёл в тюрьме.

Томас Блат — свидетель на процессе в отношении в Демьянюка. Может быть, стороне обвинения в Германии следует принять меры, чтобы на этом же процессе выступил и Алексей Вайцен? Хотя бы, например, с помощью технических средств связи. Ведь это может помочь установлению истины по делу.

Алексей Ангелович встречает нас «при параде» — в том же коричневом пиджаке с орденами и медалями. Вижу, что по случаю прихода иностранных журналистов даже надел галстук и парадную рубашку. Я понимаю его: всё-таки является представителем воинов, победивших фашизм и надо даже в 87 лет выглядеть Победителем.
— Алексей Ангелович, а когда Вы родились? — задаёт ему вопрос Меган.
— Я считаю, что День моего рождения — 14 октября 1943 года — день восстания в Собиборе. Я всегда праздную 14 октября. То, что было до этого дня, я стараюсь не помнить. Слишком это тяжело.
— А в Собиборе смерть была близко от Вас? — спрашивает корреспондент чешского радио.
— Там мы ждали своей смерти каждый день, каждый час. Мы не знали, что нас ждёт завтра. Мы понимали, что рано или поздно, умрём все. Смерть искала нас. В Собиборе убивали за всё: не так повернулся, не так посмотрел, не так спел песню. Нас заставляли петь немецкую песню, и того, кто плохо пел, убивали.
— Какие работы Вам приходилось выполнять? — продолжаем разговор с Вайценом.
— Я сортировал одежду тех, кого отвели в газовые камеры. Этой одежды было очень много. Я сортировал её ежедневно, изо дня в день, более года. С 7 часов утра до 7 часов вечера. Эти ворохи одежды никогда не кончались. Я не успевал разобрать одну партию, как добавлялась другая. Иногда я находил одежду своих знакомых: раньше я видел её на людях, а теперь вот здесь. И я понимал, что этих людей больше нет. Это было очень тяжело.

Алексей Вайцен на время замолкает. В комнату заходит его внук — Александр Вайцен. Его назвали Александром по настоянию Алексея Ангеловича — в честь руководителя восстания в Собиборе Александра Печёрского.
— Дед считает, что он спасся, и, можно сказать, родился в День восстания благодаря Александру Печёрскому, — рассказывает внук Алексея Ангеловича. — Мне долго не говорили, что дедушка был в плену. Он старался забыть это. В годы войны попадание в плен не приветствовалось государством. Можно было после плена попасть в места заключения. И он навсегда для всех как бы забыл об этом периоде своей жизни. Я услышал от него о Собиборе лишь в восьмидесятых годах, после того, как пришёл к власти Горбачёв. И то дед говорил о том времени«фрагментами». Только в 2005 году, в День Победы дед рассказал нам всё, что тогда с ним произошло. А я всё удивлялся, чего он во сне кричит: а ему всю жизнь Собибор снится.

Алексей Ангелович берёт в руки газету, в которой помещены фотографии Демьянюка. Он смотрит на фотографию Демьянюка в молодости и жёстко произносит:
— Я помню этого человека. Он был охранником в Собиборе. Я утверждаю это на сто процентов. Это — он! Он водил заключённых на работы. Мы видели друг друга «глаза в глаза». Убийц забыть невозможно.

А ещё Вайцен помнит, что Демьянюк был не простым охранником-вахманом — ему немцы присвоили даже звание старшего вахмана. Такое звание давалось за особые заслуги перед эсесовцами. 26 ноября 2010 года. Я снова в квартире рязанца Алексея Вайцена.

Палач и жертва
Уже давно умер руководитель их восстания Александр Печёрский, оставив Вайцену пожелтевшие от времени листки бумаги со своими воспоминаниями. Недавно Вайцен передал их мне и промолвил: «Напиши. В лагере Печёрский вёл дневник. За это была положена смерть. Когда шли на прорыв «колючки» он бежал с тем дневником. И по минному полю. И под обстрелами. И потом. Он всю жизнь хранил дневник, чтоб потом по его коротким строчкам написать эту большую исповедь. Зачем? Да чтоб нынешнее поколение могло его мысли прочитать. Может быть, тогда все, наконец, поймут что такое фашизм».

Алексей Ангелович включает телевизор. В «Новостях» рассказывают о том, что в Германии пока так и не поставлена судебная точка в деле Ивана Демьянюка. Вайцен негодует: «Ну как же так? Ведь я видел, как он конвоировал в лес заключённых. Дела этого Демьянюка расследуют столько лет и всё никак не могут вынести приговор». Я объясняю Алексею Ангеловичу, что правосудие предусматривает целый комплекс процедурных вопросов, анализ доказательственной базы, состязательность сторон. Но человеку, прошедшему ад Собибора, это трудно понять. Для него есть двое: он — заключённый Алексей Вайцен и тот — в телевизионном экране — старший вахман Собибора Иван Демьянюк.

Некоторые сочувствуют Демьянюку: мол, зачем над старым человеком измываться, ну поглумился в молодости дед над людьми — время такое было. Надо же было ему как-то выживать, пусть даже ценою тысяч загубленных жизней. А потом всю жизнь бывший красноармеец Иван Демьянюк был вынужден скитаться по заграницам, не мог даже в родную деревню приехать. Войдите, люди добрые, в положение палача! Да и сам он от содеянного отказывается. А то, что в немецкой картотеке документ с его фотографией под фашистской печатью, так мало ли кто его туда мог вклеить… «Не может быть так, чтоб справедливости не было. Иначе, зачем жить на земле? — произносит Алексей Ангелович, — Если его не осудит человечий суд, его должен осудить суд Божий».

По мнению Вайцена, выжить из них должен кто-то один. Тот, на чьей стороне правда. Однако суд над Демьянюком снова прерван — до марта 2011 года. Демьянюку в очередной раз дана возможность поправить своё здоровье. Судебные заседания почему-то стали вызывать у него учащенное сердцебиение.

Дмитрий Плоткин, старший помощник прокурора Рязанской области