Секреты местных эскулапов

Стенокардия, ишемия, инфаркт — для обывателя от этих страшных слов дрожь по коже. Для него же — это, наверное, самые часто употребляемые в ежедневном обиходе слова. Услышав слово «сердце», он вспоминает о боли, думая, как подобает врачу, о нарушениях сердечного ритма. Но в то же время испытывает радость как обыватель, думая о духовном значении слова.

Виктор Окороков родился в поселке Шахтерский Тульской области. С детства мечтал стать учителем.
— Мне нравилось что-нибудь рассказывать, — вспоминает он. А любимыми предметами были химия и биология. Когда Витя учился в шестом классе, в семье случилось горе: умерла мама. Может, отчасти именно это повлияло на дальнейший выбор профессии.

Два учителя
По окончании восьми классов Виктор поступил в Узловское медицинское училище. Окончил его в 69-м с отличием. Три месяца работал в фельдшерско-акушерском пункте. Но пока отец имел возможность помочь материально, Виктор продолжил обучение. В 1975 году он окончил Рязанский государственный медицинский институт. Уже будучи на третьем курсе, определился со специальностью — решил стать кардиологом.

— Тогда я понял, что буду заниматься терапией, а не хирургией, — рассказывает Виктор Григорьевич. — Мне очень повезло с учителем. С третьего курса я занимался в кружке на кафедре факультетской терапии у Марка Ароновича Шифрина. Он был необыкновенно талантливый педагог и привил мне интерес к кардиологии. После окончания института меня оставили в ординатуре на кафедре факультетской терапии. Там моим руководителем стала доцент Галина Ивановна Шолохова, которая уже привила мне практические навыки. Мы вместе делали обход, я ежедневно мог обращаться к ней с вопросами, наблюдал, как она разговаривает с больными, как проводит осмотр. Затем я стал самостоятельно ставить диагноз, делать плевральную пункцию. Заранее готовился, читал. Она контролировала.

К хирургии, повторяет Виктор Григорьевич, он никакого отношения не имеет: ошиблось рязанское телевидение в своих недавних сюжетах.

Окончательно на кардиологии Виктор Григорьевич остановился тоже не сразу.
— Вначале я больше занимался пульмонологией. Ректор меня направил на кафедру госпитальной терапии на базе областной больницы №3. Там я начал с должности старшего лаборанта заочного аспиранта. После написания кандидатской диссертации, посвященной легочной патологии, остался на кафедре госпитальной терапии. Когда открылась областная клиническая больница, все отделения из третьей областной были переведены туда. Осталась только терапия, мы стали более пристально заниматься кардиологией.

На вопрос, что запомнилось больше всего за годы практики, врач вспомнил студенческие годы и первое дежурство. Именно оттуда, по его мнению, начинается настоящая врачебная самостоятельность.
— Больше всего запоминается первое самостоятельное дежурство. У меня оно было в больнице Семашко. Дежурили на несколько корпусов: терапия, гематология — самое сложное по тем временам отделение. Очень не хотелось, чтобы на твоем дежурстве кто-то умер. Брали с собой книжки, вычитывали, что делать в том или ином случае. Мое первое дежурство, к счастью, было удачным.

Наука на благо пациентов
Когда я готовилась к встрече с Виктором Григорьевичем, наткнулась в Интернете на один научный труд, автором которого обозначен Окороков В.Г. Но в ходе нашей беседы оказалось, что это практически полный тезка нашего героя. Я удивилась: надо же случиться такому совпадению! Руководство белорусского коллеги как раз посвящено теме кардиологии. Но и у нашего В.Г. Окорокова научные труды имеются. Скажу больше: Виктор Григорьевич — автор 212 научных работ и соавтор двух изобретений, которые активно используются сегодня в медицине.

Один патент — относительно дифференциальной диагностики нарушения сердечного ритма путем изучения электролитного состава крови и коррекции этих нарушений («Способ прогнозирования возникновения экстрасистолии у больных ИВС с прогрессирующей стенокардией напряжения по магний-кальциевому соотношению»). Второй патент — «Способ определения моносахаридов в сыворотке крови».
— Мы впервые вместе с врачами сосудистой хирургии начали внедрять в Рязани низкоинтенсивное лазерное облучение крови, — поясняет Виктор Григорьевич. —Применяется этот метод для лечения больных с ишемической болезнью сердца, при инфаркте миокарда, стабильной стенокардии. Сотрудник кафедры Вячеслав Ларионов, я и сотрудники отделения сосудистой хирургии внедряли этот метод в Рязани. В настоящее время он широко используется.

Виктор Окороков внес неоценимый вклад в медицинскую литературу, написав уже две монографии: «Фармакотерапия стабильной стенокардии» и «Теоретические и практические основы апитерапии». Скоро, поделился автор, будет издана новая монография, посвященная ритмам сердца.

Тенденция улучшения
Наверное, было бы не совсем резонно ограничиваться разговором о частных убеждениях врача и его ценном опыте. Поэтому я предложила Виктору Окорокову популярную в последнее время тему глобальных проблем мировой и, в частности, российской медицины. Сердечно-сосудистые заболевания упорно выдерживают первенство среди самых опасных заболеваний. Именно они зачастую становятся причиной смерти во всех странах мира. Есть ли решение этой беды?

Заслуженный врач ответил буквально следующее:
— Отрадно, что правительство в последнее время стало больше обращать внимания на медицину. Активно внедряются многие программы здравоохранения. И в Рязани, и в области работает программа по диагностике и лечению артериальной гипертензии. Мы уже знаем точную статистику относительно распространенности этого заболевания в России. Благодаря исследованиям, знаем мы также статистику по хронической сердечной недостаточности. Раньше приходилось пользоваться зарубежной. В России стали раньше выявлять и лучше диагностировать заболевания, а следовательно и раньше назначать лечение. Поэтому удается избежать осложнений и летальных исходов. Наметилась хорошая тенденция уменьшения сердечно-сосудистой смертности в России. Почивать на лаврах рано, но, во всяком случае, наступила стабилизациям Помимо реализации многочисленных целевых программ на государственном уровне, во многих регионах России ведется активная работа по образованию населения. Во многом этим занимаются и преподаватели Рязанского медуниверситета. Около пяти лет по линии Всероссийского научного общества кардиологов проводятся школы «Пациент высокого риска» для врачей поликлиник и стационаров. В этих школах делается акцент на раннее выявление заболеваний, коррекцию курения, нарушение липидного обмена и так далее. Такие школы проводятся по всему ЦФО.

Обучение для лечения
Рассказывая о своем опыте общения с зарубежными коллегами, Виктор Григорьевич отметил, что реализовать нововведения в медицине там гораздо легче. В США, Канаде, Франции, например, также реализовали по артериальной гипертензии. Тенденция уменьшения смертности в этих странах уже достигла 50%.
— Там добились больших успехов. У нас же еще много работы. Я был в Вашингтоне в Австрии и заметил, что за рубежом престижно не болеть, у нас же — даже немного вредно, — с грустью отметил Виктор Григорьевич.

— В Европе легче внедрять новые технологии тому, что территория ее гораздо меньше, чем у России. За два часа можно добраться из одного конца до другого в большинстве европейских стран. У нас же в Рязани «скорая» может добираться до места назначения больше часа: пробки, качество дорог — все взаимосвязано. Еще один фактор: в Европе применяются более эффективные методы, которые позволяют значительно улучшить прогноз лечения, — добавил кардиотерапевт.

Казалось бы, парадоксально, но именно в российские вузы стремится большинство молодых людей из-за границы. Хотя за рубежом много внимания уделяется именно технике лечения. У нас же иначе: в связи с отсутствием интенсивной технологии в диагностике больше внимания уделяется больному.
— На первом месте у нас — общение с больным. И это ценится во всем мире. Психологическое воздействие, контакт должны быть. Есть же плацеболечение: препарат-пустышка. И эффект от него есть. Больному должно стать легче уже от общения с врачом, — полагает Виктор Окороков.

Сергей Трушин: «Режут за углом, а у нас — оперируют»
Встреча с другим заслуженным врачом РФ, практикующим хирургом Сергеем Трушиным вышла кардинально другой. Мы меньше рассуждали на глобальные темы мировой медицины. Получалось все больше шутить.

Сначала — формальное знакомство. Сергей Трушин родился в Рязани,всю жизнь здесь прожил. Рязанский мединститут окончил в 1977 году, по распределению был направлен хирургом в Сараевскую ЦРБ. Спустя три года вернулся в Рязань, сначала в Семашко, а когда построили ОКБ, вместе с отделением был переведен туда. Десять лет работал врачом, в 1987 году поступил в аспирантуру. Окончил кафедру факультетской хирургии, которую с 1999 года и возглавляет. Защитил кандидатскую диссертацию. Два сына Денис и Антон: оба хирурги. Пять внуков: старшему — 9 лет, младшему — 1,5 годика.

Полезная профессия
— Сергей Николаевич, Ваши сыновья выбрали хирургию. Наверное, под Вашим влиянием?
— Я не агитировал детей стать врачами. Они занимались спортом, как и я когда-то (в спортивном прошлом Сергей Николаевич — КМС по борьбе самбо — авт.). У них была возможность поступить в военное училище. Но они выбрали медицину. И жена моя тоже врач-эндоскопист. Сын Денис, когда был маленький, однажды спросил меня: «Пап, а кто важнее: врач или художник?» У одного мальчика отец был художником-оформителем, а тогда модно было плакаты рисовать. Поэтому он хорошо зарабатывал, в отличие от меня. Я спросил: «А сам как думаешь?» Сын, подумав, ответил: «Врач, наверное, важнее». Наша работа приносит пользу людям. Особенно это было заметно, когда мы жили в районе: мне постоянно звонили, вызывали. Наверное, это и сыграло определенную роль в выборе профессии детьми.

— Получается, Сергей Николаевич, у Вас врачебная династия?
— Династия и началась с меня. Я из Трушиных единственный, кто отучился в медицинском и стал врачом. Но как говорил О'Генри, не главное, какие дороги мы выбираем, а важно, что внутри нас заставляет выбрать эти дороги. Я хотел стать врачом, именно хирургом, еще в школе. Тогда Борис Павлович Кириллов, известнейший хирург, проводил медицинский кружок во второй больнице, где собирались школьники, которые хотели быть врачами. И я его посещал, правда, нас не допускали к общению с больными, а показывали фильмы, рассказывали о работе.

Затем я самостоятельно поступил и с четвертого курса стал работать медбратом (знать сестринские манипуляции — обязательная практика для любого врача) в отделении хирургии в Семашко. В то же время с четвертого курса ходил на дежурства к своему учителю известному хирургу Георгию Георгиевичу Политу. К концу института я самостоятельно под наблюдением своего учителя сделал около 50-ти аппендэктомий — операций по удалению аппендицита.

Я и сейчас студентам на первой же лекции рекомендую обязательно ходить на дежурства: в рамках учебной программы получить опыт практической работы невозможно. Опыт — дело наживное.

— Хирургия — одна из самых сложных специализаций в медицине. Не возникало ли желания сменить ее?
— Особенно горько, когда погибает человек, которого ты оперировал. Но надо понимать: операция — вынужденное вмешательство, способ помочь человеку, когда другие лечения не помогают. Огорчения у меня, конечно, были, но не много. А желания сменить специализацию не было. Наоборот, появлялась какая-то злость на себя, что ты что-то не доработал. Хотя уже перед пенсией иногда задумываюсь: может, стоило стать реаниматологом? Хотя, нет. Ну и пускай, что среди врачей у хирургов самая маленькая продолжительность жизни. В среднем, порядка 56-и лет. Почему? Каждый второй хирург получает гипертоническую болезнь, все получают остеохондроз, артроз и так далее. Четыре-пять часов просто простоять за операционным столом — это очень тяжело. А ведь еще оперировать надо. В свое время мы были энтузиастами. Мы жаждали свершений.

— И у Вас, несомненно, многое получалось. Как оцениваете уровень здравоохранения в России сегодня?
— Ниже среднего. Мы и по официальным меркам находимся ближе к концу. Та система здравоохранения, которая существовала, когда я начинал работать в районе, была хорошая. Это были и медосмотры, и диспансеризация. Не было достаточного государственного финансирования, впрочем, и сейчас нет. Допустим, один современный аппарат стоит несколько десятков миллионов, а таких аппаратов нужно много.

— Тем не менее в Россию приезжает много иностранных студентов, за знаниями — к российским эскулапам. Что считаете основополагающим в российской медицине?
— Основополагающим является высокий профессионализм. Система обучения отличается значительно от западной. Наша система, я считаю, лучше тем, что мы студентам даем основы дисциплин, необходимые практические навыки. Они сразу после института, ординатуры получают сертификат и начинают работать. В зарубежных странах знания дают тезисные. Например, аппендицит: болит справа, повышение лейкоцитов, значит — надо оперировать. Но у них система послевузовского обучения мощная. Для того чтобы получить сертификат, дающий право на работу и позволяющий вступить в ассоциацию хирургов, нейрохирурги у них учатся еще 12 лет после вуза. У нас же глубина знаний уже в стенах вуза позволяет получить профессию врача.

— У Вас есть достойные преемники?
— Безусловно. Под моим руководством защищено семь кандидатских диссертаций, все молодые сотрудники кафедры защищались под моим руководством. Сейчас я вынужден их подхлестывать к написанию докторских диссертаций. Я оптимист, но мыслю реально. Все мы в мире тленны, как говорил Есенин. Настанет время, когда кафедру надо будет кому-то отдать. Я бы очень хотел, чтобы это был кто-то из моих учеников.

Кафедра наша берет начало с 1953 года. Это одна из фундаментальных кафедр по обучению студентов хирургии. Мы здесь разбираем этиологию, течение болезни. Больше нигде это не делается. На кафедре общей хирургии изучают введение в профессию: наложение гипса, повязок, названия инструментов, их стерилизацию, простейшие манипуляции. Кафедра госпитальной хирургии в БСМП дает знания о течении той или иной болезни у конкретного пациента. Ведь надо лечить не болезнь, а больного.

Одинаковые болезни у разных людей протекают по-разному. Причем у людей с какой-то патологией центральной нервной системы соматические заболевания протекают легче. Поясню: если вы считаете, что ЦНС улучшает нашу жизнь, то вы глубоко ошибаетесь — она только ее усложняет, обладая прессорным действием на другие системы.

О литературе и цинизме
— Заметила, Вы — не только замечательный врач, но и ценитель литературы: Островский, Есенин, О'Генри...
— Система обучения в школе у нас была другая. Да и недопустимо не знать классиков, к тому же своих земляков. Я Есенина прочитал целиком и не единожды. Многие книги перечитываю. Особенно люблю Ильфа и Петрова «Золотой теленок». Это же ходячий анекдот на нынешнюю систему. Литература вообще дает не только ценные знания, но и развивает коммуникативные данные. Студентам я всегда говорю: «Врач должен уметь разговаривать с людьми». Выдающийся русский медик Владимир Михайлович Бехтерев как-то сказал: «Если после разговора с врачом больному не стало легче, это не врач». Во многом успех врача зависит от того, как он построит свою речь.

Своим студентам я всегда говорю: «Ради бога, никаких разговоров, а тем более с упоминанием имен врачей в общественном транспорте. Там едут больные и их родственники». Наблюдение из собственной практики: едут две девчонки и готовятся к экзамену, причем на нашей кафедре. Меня они не узнали. Впрочем, меня многие не узнают в цивильной одежде. Они что-то читают, и одна говорит: «Ну вот, входим мы в брюшную полость...» Бабушке, которая рядом сидела, аж поплохело... Это сленг, но он должен употребляться уместно. А врачи, особенно хирурги — вообще циники. Запретов, даже на тему физиологии, нет. Когда во врачебную компанию попадают не врачи, тем более в первый раз, надо видеть их безумные взгляды — многие вещи мы обсуждаем как естественные. Поэтому студентам я говорю, что «за базаром надо следить», тем более отвечать за него.

— Так каким должен быть истинный хирург: эрудированным, умеющим разговаривать?..
— Прежде всего, он должен обладать добротой и любовью к людям. Злому человеку в медицине, а тем более в хирургии делать нечего. Да и в нашем обществе хорошие слова о себе и так можешь услышать только на юбилее и похоронах. А ценить и благодарить надо живых. Позитив всегда улучшает жизнь, даже в физическом плане.

— А как же хирургическая память?
— Она специфичная. Хирурги не запоминают фамилии, имена, определенные даты, но зрительная память однозначно хорошая. В процессе работы возникают пациенты без фамилии: «тот, который у окна», «тот, которого два дня назад прооперировали» и так далее.

— Знаю, что врачи, особенно хирурги — люди с конкретным юмором. Наверняка у Вас имеется парочка любимых шуток или неординарный девиз по жизни?
— Врач осматривает больного, а тот хрипит, ему плохо, он еле дышит. Доктор ставит эндоскоп: «Так, хорошо...Хорошо...Хорошо. ..» Пациент: «Доктор, чего ж тут хорошего?!» — «Хорошо, что это у вас, а не у меня!»