Маэстро Нана

Уже почти четыре года в небольшом поселке Сапожок живёт и сочиняет музыку незаурядная женщина — Нана Эмминиди. В 1996 году страшная авария разделила её жизнь пополам. Погиб супруг, а в живых остались она и её ещё не рождённая дочка. Больше месяца беременная женщина провела в реанимации, и, наверное, только Богу ведомо, как ей удалось выкарабкаться и не потерять ребёнка. Но и это были ещё не все испытания, выпавшие на её долю. Нана Эмминиди выжила, но утратила способность видеть и слышать. Кроме этого, у неё парализовало правую руку. Спустя месяцы слух и зрение вернулись, а вот рука так и осталась неподвижной. Мог ли тогда хоть кто-нибудь поверить, что Нана Николаевна — некогда превосходный пианист, снова сядет за рояль? Вряд ли. Но она сделала это. И пусть пианистка не выступает больше с концертами, зато она пишет музыку. Как? Открытым сердцем и одной рукой.

На днях Нана Николаевна стала гостьей редакции «АиФ-Рязань».

От Тбилиси до Сапожка
— Нана Николаевна, Сапожок — далековато от Грузии. Как получилось, что вы переехали на Рязанщину?
— Я родилась в Ташкенте, но с малых лет жила в Тбилиси. Получила хорошее музыкальное образование, работала в консерватории, гастролировала с концертами по республике. А потом... Началось что-то страшное и невообразимое. Вчерашние друзья и соседи, которые всегда жили дружно, становились вдруг заклятыми врагами. И от того, кто ты по национальности — русский, грузин или абхаз, могла зависеть твоя жизнь. Я впервые услышала такое жуткое выражение, как «этническая чистка».

В конце концов, с семьёй мы уехали из Грузии, перебрались к родне, в Ставрополь. А ещё несколько лет спустя случилась та страшная авария... Наверное, родным тяжело было жить бок о бок с инвалидом, её престарелой матерью и маленьким ребёнком, своими на новом месте мы так и не стали. В 2010 году умерла мама. И я начала подыскивать для себя другое жильё, так и нашла свой дом в Сапожке...

— Но как вы вернулись к музыке, даже несмотря на последствия тяжёлой травмы?
— После аварии я гораздо больше боялась, что останусь до конца жизни слепой и глухой. И когда впервые, через несколько месяцев, поняла, что снова вижу свет и слышу звуки, всё остальное казалось уже несущественным... Мне будто дали шанс жить дальше, и разве я вправе была не воспользоваться этим шансом? А что до парализованной руки... Одной рукой можно научиться делать очень многое, в том числе и заново играть на фортепиано, и уж конечно — записывать ноты.

Фанатики нынче не в моде?
— Востребована сегодня музыка Наны Эмминиди?
— К счастью да, причём не только фортепианная, но и композиции для оркестра, для хора. Мне нравится писать музыку на стихи Есенина и Лермонтова. Одна беда, как композитору мне хочется как можно чаще бывать в Рязани, посещать областную филармонию, слушать музыку не в записи, а вживую! Очень важно для меня и общаться с музыкантами, со студентами музыкального колледжа. Увы, часто из Сапожка не наездишься. А в районном центре, что очевидно, музыкальная жизнь куда менее насыщена событиями.

— Но с вашим опытом разве не стоило бы взять учеников, поработать с талантливой молодёжью, пусть даже и в районе?
— Я занималась с детьми, но недавно решила оставить педагогику. И даже не потому, что мне самой сложно научить других, играя одной рукой. Когда играешь, то часто забываешь об этом недостатке. Но я — музыкант старой формации и как педагог, наверное, чрезмерно требовательна. А ребята часто сегодня к этому не готовы. Не знаю почему, но я не вижу той фанатичной увлечённости, которая была когда-то в нас. Уходит ребёнок на летние каникулы и за три месяца ни разу не подойдёт к инструменту! Между тем, музыкой необходимо заниматься каждый день, и я всегда на этом настаиваю. Опять же, чтобы выдержать такие нагрузки, надо искренне любить музыку, а если будешь себя всё время заставлять садиться за инструмент, работать «из-под палки», то ничего хорошего не получится.

Наверное, эта поверхностность — одна из примет нашего времени. Даже в музыкальных школах детей сегодня куда чаще, чем академическому вокалу, учат эстрадному пению. Потому что это легче, проще... Я прекрасно понимаю, что в ближайшем времени начинающие музыканты работать так, как я привыкла, как я хочу — не будут. И потому, пожалуй, честнее не заниматься педагогикой вообще, раз здесь твои старания особо никому не интересны.

Счастье — это вдохновение
— Неужели всё настолько печально? Ведь в Рязани на концерты фортепианной музыки ходит немало слушателей, а значит, кому-то всё ещё нужно это искусство...
— Разумеется, нужно, и это обнадёживает. Например, на моём творческом вечере, который прошел в музыкальном колледже, был полный зал, и это было необычайно волнительно и приятно. Жаль только, что школьников, тех, которые пришли бы не с родителями, а по собственной инициативе, я так и не заметила. Но, возможно, сама фортепианная музыка требует достаточно взрослой публики. И когда эти ребята повзрослеют, они откроют её для себя. По крайней мере, я в это верю.

— При всех тяготах, которые довелось вам пережить, вы считаете себя счастливым человеком?
— Безусловно. Я счастлива, потому что у меня есть возможность писать музыку, пусть и одной рукой. Думаю, без музыки я просто бы сошла с ума... И я счастлива, что столько лет спустя вдохновение меня не покидает! Иногда ещё до восхода солнца сажусь за рояль, потому что в душе рождается что-то новое, что хочет тотчас же выплеснуться на клавиши... И это — ни с чем не сравнимое ощущение.

Досье
Нана Эмминиди окончила Тбилисскую государственную консерваторию с красным дипломом, до распада СССР гастролировала по Грузии с фортепианными концертами. На протяжении нескольких лет преподавала в музыкальных школах. Член Союзов композиторов Грузии и России.