Без начальника

 
― Какая любимая довлатовская цитата?
― «Я предпочитаю быть один, но рядом с кем-то», «Жизнь мне представляется минным полем, а я должен разбить его на квадраты и приняться за дело». Довлатов ― это моё случайное совпадение. Я бы хотел так сказать, но не написал бы так. Впрочем, есть какие-то вещи, которые и я бы написал: «Я не пру против течения, мне просто в другую сторону», «Как некрасива красавица, когда никто её не нравится». Иногда я даже теряюсь, где я, а где Довлатов. Но когда узнаю, что это уже сказано, ― меня не раздирает чувство досады, я радуюсь от того, что попал в тему, что я где-то рядом.

― Вы не только актёр кино, но и, так сказать, театральный деятель. Что для вас театр? Вы видите разницу между театром вашего поколения и поколения нынешнего?
― В основе всего ― любовь. К женщине, к кино, к ошибкам. Я хочу пожелать вам и себе больше обстоятельств, располагающих к любви. Станиславский посвятил актёрскому мастерству два тома, при этом четыре тома говорили о морали, об этике профессии. Почему мы называем театр змеюшником, террариумом единомышленников? Почему такие скандалы, почему такие страшные судьбы? Потому что сейчас отброшена напрочь этика, а раньше хотя бы была попытка на это ориентироваться. Мне повезло, я окончил ГИТИС. А что сейчас? Сейчас потеряна школа преподавания. Когда мы учились, был Борис Иванович Раневский, Иосиф Михайлович Туманов, Андрей Алексеевич Попов. Поэтому мы такими и выросли, нас учили настоящие педагоги.

― Одна из ваших самых известных актёрских работ ― иммигрант Джамшут, многоплановый образ. Для некоторых он скорее печальный, чем комичный, ваш герой тоскует по своему дому. К сожалению, нынешнее поколение не всегда способно считывать все уровни образа. «Наша Раша» внесла свою лепту в создание определённого стереотипа гастарбайтера, как вы к этому относитесь?
― Безусловно, я это понимаю. Но нужно осознавать, что мы ― актёры ― работаем над ролью, вкладываем в неё своё видение мира, делаем из образа настоящего живого человека. Однако и зритель тоже должен работать ― работать мозгом, воспринимать не только то, что лежит на поверхности, а всю картину в целом. 

 
― В спектакле «Республика на колёсах» вы играли Соломона Мерчика, местечкового еврея-коммерсанта, за что получили положительный отзыв самого Утёсова. Его слова: «Валера, до вчерашнего спектакля я считал, что еврея не может сыграть нееврей». Лучшие ваши роли основываются именно на национальном характере, причём совершенно разных народов. Как вы вживаетесь в образ человека другой ментальности?
― Конечно, есть особенности: у каждого народа своя история, но я сторонник того, что все люди ― братья. В этом смысле мы все одной национальности, только один ― чёрный, другой ― жёлтый, третий ― белый, шестнадцатый ― красный; один ― русский, другой ― молдаванин, третий ― еврей, двадцатый ― англичанин. Я стараюсь ориентироваться не на национальность, а на характер своего персонажа, ведь это самое главное.

― Скажите, что в актёре важнее ― талант или профессионализм? В «Нашей Раше» работают непрофессиональные актёры. Вы их чему-нибудь учили?
― Себя как личность я не разделяю по должностям. Я человек, обладающий талантом, у меня есть одна возможность себя реализовать ― лицедействовать. Это страшная профессия, страшная своей необычностью, но при этом фантастически интересная. Через средства выразительности, данные актёру, я разговариваю с людьми и стараюсь что-то донести им, рассказать, что происходит с окружающим меня миром. То, что ты талантлив, ― в этом нет твоей заслуги, это мама, папа, Бог. А ты должен пахать, а если не получается пахать, то паши! А что касается «Нашей Раши»… Мы когда с Мишей Галустяном сидели, гримировались, он вдруг поворачивается ко мне и, дико гримасничая, вопрошает: «Валера! А ты окончил ГИТИС?». Я ему: «Да». «А мы вот с Серёгой ничего не окончили». Я ему: «Ну и слава Богу! Не дай Бог, если бы вы сегодня поступили в ГИТИС или ещё куда-то». Я встретился не с людьми из КВН, а с профессионалами. Вот Миша Галустян ― это человек-опора, он чрезвычайно жёсткий, гигиенично чистый. Всё его поведение ― маска, а внутри он профессионал высочайшего класса.

― Сложно ли вам играть Джамшута подчас вообще без реплик? Не боитесь, что затеряетесь на фоне говорящих актёров?
― Я думал: я всё время должен быть в кадре (потому что текста-то нет). Было ощущение невероятной свободы, потому что у меня появилась возможность всё сказать молча. Мне оператор заявил: «Когда ты появляешься в кадре ― всё оживает», и большего комплимента в жизни я не желаю.

― А подобные комплименты не от коллег вы получали?
― Однажды ко мне подвели девочку. Я говорю: «Хорошая моя, как тебя зовут?». Она отвечает: «Аня». «А ты откуда, Аня?». «Я из Мурманска, у нас там холодно, море холодное». Она руку держала, прижав к сердцу, я у неё спрашиваю: «Что у тебя с рукой? Болит?». Она говорит: «Нет, там подарок тебе». Открывает ладошку, а в ней ― деревянный брелок, на котором я ― Джамшут. Я это рассказываю всегда, потому что большей оценки как артист я нигде не получу. Потому что эта девочка из Мурманска, где всегда холодно и совсем другое море, не зная о том, что я появлюсь перед ней живьём, дарит мне этот брелок. Ещё одна история была, кстати, связанная с вашим городом. Как-то выступал я, и после представления выходит на сцену мужчина с кирпичом, охрана, естественно, напряглась. Он говорит: «Нет-нет, Валера, всё хорошо. Я директор кирпичного завода из Рязани. Распишитесь, пожалуйста». И таких историй ― масса.