Специально для WW: Захар Прилепин

Сегодня произведения молодого классика читают и стар и млад. Его книги выпускают огромными тиражами. Перечень его разнообразных премий, наград, изданий, переводов регулярно пополняется и поражает воображение менее удачливых коллег.

Захара Прилепина трудно найти. Он, что называется, «вне зоны доступа». Однако все мои старания с лихвой были вознаграждены. Впрочем, пусть решает читатель. Итак, мы начинаем.

— Каким образом вы из омоновца, участвующего в чеченской компании, переквалифицировались в писатели?
— После ОМОНа я год работал вышибалой в ночном клубе и ещё пару лет журналистом. К тому же у меня на тот момент было высшее филологическое образование. Так что никакой переквалификации не потребовалось. Просто какое-то время я был молод, здоров и работал, где нравилось, вот и всё.

— Можно ли сказать, что начиная с первого романа «Патологии», главный герой ваших книг — всегда вы?
— Нет, герой романа «Патологии» — Егор Ташевский, а герой романа «Санькя» — Гриша Тишин. Но я кое-что знаю про этих ребят и провёл с ними много времени.

— Роман «Санькя» вызвал огромный резонанс в обществе. Вашу полемика с банкиром Петром Авеном (тот обвинил писателя в том, что его главный герой Саша Тишин — асоциальный тип, увлеченный только политической борьбой — М.Т.) обсуждали не меньше, чем сам роман. Как вы думаете, почему разгорелись такие страсти?
— Люди чего-то другого ожидали от власти и от жизни в новом столетии. Им казалось, что есть негласная договорённость с властью: мы ей разрешаем воровать, она будет стараться создать нам человеческие условия для жизни и не забудет о такой вещи, как, прошу прощения, Родина. А потом вдруг выяснилось, что никакого договора не было. Они просто воруют сколько хотят, а в трудной ситуации забывают и про нас, и про эту самую Родину. Ну, то есть, для меня это очевидно, для кого-то нет, а для кого-то становится очевидным. Поэтому и такой шум вокруг романа, который как раз обо всём этом и написан.

— В 2008-м вы написали роман «Грех». Я испытала глубокое эмоциональное потрясение после прочтения вашего одноимённого рассказа, входящего в роман. Деревенская жизнь, нежные чувства 17-ти летнего юноши к двоюродным сёстрам Ксюше и Кате отсылают к бунинской «Натали». Лирические пронзительные мотивы в творчестве Ивана Алексеевича Бунина не чужды оппозиционеру?
— Понимаете, в случае книги «Грех», равно как в случае всех остальных моих книг, не имеет значения, оппозиционер я или нет. Я пишу текст и стараюсь делать это хорошо. Кроме всего прочего, я уж точно не делю писателей по партийному признаку. Хотя, признаюсь, Бунин никогда не был моим любимым писателем. У него есть несколько гениальных рассказов, но «Тёмные аллеи» я не очень люблю, или, быть может, не понимаю… Если говорить о великолепных стилистах, о мастерах русского языка, близких к бунинской традиции, то я всегда предпочитал Гайто Газданова. Это волшебный писатель, завораживающий меня.

— Вы — революционер со стажем, начинали ещё с Национал-большевистской партии Лимонова, и сегодня вы явно не на стороне власти. Хороший писатель в России — это всегда, на ваш взгляд, человек, противостоящий власти?
— Нет. Хороший писатель старается быть честным с самим с собой и не заключать с собою дурного толка сделки. Хотя всякое бывало. Валентин Катаев много чего дурного совершил в жизни, и человек был, кажется, не самый лучший, но последние его повести — в числе которых «Уже написан Вертер» или «Волшебный рог Оберона» — это безусловные шедевры. И среди тех, кто любит власть, и среди тех, кто её не приемлет, полно бездарей. Так что пути Господни неисповедимы. В кого Он вдохнёт дар, а кого лишит этого дара — земным умом и не поймёшь.

Думаю, писатель, близкий к идеалу — он оппозиционер и охранитель одновременно, западник и славянофил разом, он аристократ и маргинал, он кто угодно. Ну, как Пушкин — что тут огород городить, когда есть пример на все века. Есть и другие примеры — скажем, Достоевский, Горький — но у них это были разные этапы жизни, а Пушкин был одновременно всем тем, что я перечислил — и оставался при этом самим собою, и был чист и пред друзьями, и пред литературой, и, надеюсь, что пред Богом тоже. Загадка!

— Ваша «Чёрная обезьяна» — роман о том, говорите вы, что происходит в голове у мужчины, живущего в России. Что из происходящего в голове российского мужчины отличает его от мужчины французского или португальского?
— А я никогда не был португальским мужчиной, и даже не знаю ни одного португальца. Думаю, есть много схожих вещей, думаю, мы все понимаем, о чём там идёт речь. Различие разве в том, что у России сегодня — иной исторический отрезок, мы живём в эпоху возможного и уже происходящего исхода Империи. Вместе с Империей происходит исход нашей пассионарности, нашей человечности, нашей веры — мы мелеем на глазах, мы становимся духовно нищими. Меня ломает от этого. А португальцев, может, уже и не ломает.

Но я не хочу, чтоб русские стали мелким народом, населяющим черноземье, и в силу какого-то недоразумения считающим себя наследником Суворова, Достоевского и Чайковского с Репиным.

— Лев Данилкин считает, что «Чёрная обезьяна» — ваш самый лучший роман. При этом он добавляет: «…многие прежние его вещи страшно резали ухо». Вам не обидно мнение известного критика?
— А я первую половину его фразы воспринимаю, а вторую не читаю. Понравилась «Чёрная обезьяна» — и хорошо. Тем более что он о прежних вещах вполне лояльно отзывался. В общем, не обидно. Лева очень неглупый человек. Те вещи, которые ему резали ухо в «Патологиях» и «Саньке» я по возможности тихо и незаметно исправил. Он дельные замечания высказывал. Я прислушался. Больше не буду страшно резать ему уши по возможности, я ж не ваххабит какой-то. Буду резать не страшно.

— Бурю в стакане подняли «Новые люди». Прокремлёвская молодёжная организация, обойдя ряд нижегородских библиотек, пришла к следующему выводу: ваши книги «Санькя» с описанием «жёстких реалий» и «Чёрная обезьяна» с использованием грубых слов пагубно влияют на детские души. И им не место в детской библиотеке. В чём вас пытались уличить или этот скандал — продуманный пиар-ход?
— Слушайте, оставьте эту всю чушь с пиар-ходами. Я что им, по 300 рублей выдал, чтоб они этой ерундой занимались? Думаете, у нас бесплатных дураков мало, которые сами проявят инициативу?
В чём меня пытались уличить — это очевидно. В том, что я экстремист и негодяй. И у них есть для этого некоторые основания. Просто им никто не объяснил, что половина классиков в России — были при жизни законченные экстремисты и негодяи. Какой уж с меня спрос тогда.

— Как-то в интервью вы сказали, что не только земляки с Сурковым, но и дальние родственники. Сейчас поддерживаете с Владиславом Юрьевичем родство?
— Я и сейчас не поддерживаю родство, и никогда его не поддерживал. Мы с ним виделись один раз в жизни, года четыре назад, в Кремле, на встрече было ещё 15 писателей. Лично мы — я и он — проговорили две минуты о литературе. Тем более что мы с ним не кровные родственники — а кто-то из его далёких братьев был когда-то женат на одной из моих сестёр — в общем, седьмая вода на киселе, какая тут, к чертям, родня. Но, конечно, при желании и в этом стоит усмотреть продуманный пиар-ход.

Ещё я в ОМОНе работал пять лет за ради пиара.

Четверо детей у меня тоже, кстати, из пиар-побуждений родились.

— Особняком в вашем творчестве стоит книга о Леониде Леонове, вышедшая в серии ЖЗЛ. Чем вам близок советский классик?
— Он гениальный писатель, совершенно меня зачаровывающий. Прочитайте повесть «Evgenia Ivanovna» или «Дорогу на океан», и, если у вас не умерло читательское чувство, зрение и слух — поймёте, о чём речь. Потом, судьба удивительная — единственный великий писатель в России, проживший 95 лет. Целый век! И он, что самое важное, стоит вровень с этим огромным, трагичным и необычайным веком. И мощно отвечает за него.
Почитайте мою книжку, что я тут буду её пересказывать. А лучше Леонова почитайте.

— Как-то в одном из разговоров вы упомянули о том, что не очень хорошо понимаете детей, не знаете, о чём с ними говорить. А у вас же четверо детей. Со своими ребятишками находите общий язык?
— Я сейчас не знаю о чём я там говорил, надо контекст вспоминать — человек в определённой ситуации много чего может сказать.
Я прекрасно нахожу язык со своими детьми, они меня любят, я их обожаю. Другой вопрос, что все свои личные проблемы они обсуждают с матерью — то есть, с моей женой.
Я как раз учу их выдержке, сдержанности, умению быть спокойными и независимыми. В общем, учу их тому, чему научил меня отец — который никогда не вёл со мной никаких бесед, но зато жил так, что я всегда был уверен – рядом со мной живёт большой, красивый и сильный мужчина. Это чувство важнее любых разговоров на тему «сынок, будь мужиком!» или «дочка, не будь такой как эта тётя!»

— Я просто обязана спросить — чему посвящена ваша новая книга?
— А я её ещё не начал писать. Вот сейчас выйдет крайняя моя книжка — «Книгочёт» — там сделан обзор русской литературы за последние 10 лет. Тут кое-кто уверяет нас, что литература в упадке и читать нечего, а я доказываю обратное. В общем, выступаю в роли критика.
Не всё Льву Данилкину меня критиковать, могу и я его иногда…