Сто оттенков серого

«…и наказание» — «сцены из романа Федора Михайловича»
Рязанский областной театр кукол
Режиссер — Олег Жюгжда, художник — Валерий Рачковский

XIV Международный фестиваль театров кукол «Рязанские смотрины», проходивший с 14 по 18 сентября в Рязани, украсился классиками. На эмблеме — Лев Толстой с Петрушкой. Портреты авторов в массивных рамах появились в буклете, как в школьном кабинете литературы. В программе — «Обломов» в постановке Станислава Железкина в театре «Огниво», «Петербургские сновидения» Дмитрия Лохова и блистательного актерского ансамбля Архангельского театра кукол, «Кармен» Бориса Константинова и Виктора Антонова в Вологде. Но больше всех удивили хозяева. Рязанский театр кукол представил спектакль «…и наказанiе» — «сцены из романа Федора Михайловича».

Приглашенный из Гродно режиссер Олег Жюгжда поставил именно кукольный спектакль, его невозможно представить в драме. Здесь важны сложные взаимоотношения актера и куклы, тени и актера, куклы и тени. Лужину-кукле понадобится помощь кукловода Валерия Скиданова, чтобы подсунуть Соне злополучный сотенный билет. Владимир Коняхин то спину помассирует своему засидевшемуся Порфирию Петровичу, то кукла, напротив, утешит разгорячившегося персонажа «в живом плане». Татьяна Дубовикова вскинет своего кукольного двойника Катерину Ивановну в безумии на всеобщее обозрение: «Не Петрушку играем!» и продемонстрирует остальным персонажам бездыханное тело. Жюгжда акцентирует и отыгрывает каждое упоминание театра кукол в тексте Достоевского. С каким удовольствием Василий Уточкин—Раскольников бросит в кукольное лицо Порфирия Петровича: «Полишинель!» Мармеладов-кукла появится из-под пальто бедного студента, подобные знакомства так и появляются, как вши, от бытового неустройства.

Василий Уточкин (Раскольников). Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Павлушин.

Актеры точно работают с куклой в стремительном ритме спектакля, здесь ценен каждый жест. Запоминается легкое снисходительное покачивание левой кисти следователя — так он и соглашается с очевидным, и отмахивается от банального — все дело в нюансах. Соня (Светлана Борисова) стеснительно приподнимает, зажимая локти, юбку перед близко сидящими зрителями. Ненарочно навязчивая мать Раскольникова (Ольга Ковалева) неловко и слишком эмоционально всплескивает руками, обыкновенно занятыми нехитрой работой.

Спектакль строится по законам кино. Монтаж сцен, смена крупных и общих планов, взгляд на одно место действия под разным углом, смена статики и динамики. Так застолье на поминках Мармеладова — это теневая сцена, во время которой «кукольная» вдова юродствует с притихшими Родионом и Соней. Иронические отсылки к немому кино в теневой сцене оправдания Дуни (Светлана Гусева) Марфой Петровной Свидригайловой (Зоя Бгашева) вызывают смех в зале. Ведь действительно комично, когда в защиту девушки почтенная дама позволяет делать умильные копии с ее письма. Оказывается, перепост существовал задолго до фейсбука.

Василий Уточкин (Раскольников),
Светлана Борисова (Соня).
Фото — Андрей Павлушин.

Действие спектакля начинается с тихого появления отца Раскольникова. Валерий Рыжаков молча выйдет и передаст марионетку исполнителю главной роли. Позже он же выйдет в роли Мармеладова. И это неслучайно. Жюгжда рассказывает ожизни в мире безотцовщины. Молодые рано вынуждены взрослеть, а женщины стариться. Детям здесь нет места. Куклы в роли детей напоминают игрушки из магазина (в английском языке они назывались бы dolls, а не puppet). Игрушками они оказываются в руках безумной Катерины Ивановны, провоцирующей мальчика и девочку и петь, и танцевать ради милостыни. Или, словно в фильме ужасов, придет за сладострастным Свидригайловым (Константин Кириллов) с того света куколка-жертва — нарядно одетая, в шляпке.

Аркадий Иванович сетует, что Марфа Петровна после смерти его «посещать изволит». Раскольников хмыкает: ему ли не знать, у него и сейчас за спиной маячит привычная старушка с топором в голове. Ив этом спектакле они не одиноки в своей вере в привидения. Все персонажи видят призраков, а многие и сами ими рано или поздно становятся. За Свидригайловым следует жена, Раскольников проводит время в обществе старушонок с топором в голове, Соня продолжает читать Евангелие на два голоса с Лизаветой (Светлана Кострикина). А кто еще не стал призраком, все равно представляется Раскольникову пришельцем из иного мира. Откуда еще могут появиться одновременно с двух сторон Свидригайлов в ослепительно белом костюме и черный силуэт Порфирия Петровича? Кто от ангелов, кто от бесов? Раскольников в этой мизансцене предпочитает следователя и отскакивает в его сторону.

Валерий Рачковский традиционно видит мир Достоевского в сером цвете, только в ста оттенках серого. С обязательным красным пятном, будь то кровавые зарева на заднике, клубок Пульхерии Александровны или платье Сони. В зал протянут подиум — Невский проспект. Но это не место для прогулок — по пустой улице персонажи отправляются или умирать, или на панель, что, впрочем, для них почти одно и то же. Только Раскольникову предоставлено это пространство как место для исповеди. Вернее, для финального откровения, которое тот произносит без тени раскаяния, сожалея разве что о том, что эксперимент с двойным убийством не выявил в нем Наполеона. Все персонажи появляются за его спиной и аплодируют молодому человеку. Жюгжда просит не забывать, что мы в театре.

«...и наказание». Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Павлушин

«…и наказанiе» написано в программке старинным способом, но Жюгжда слукавил: его постановка современна, она о людях, живущих в 2013 году. Как и несколько лет назад, ставя «Вишневый сад» в Мытищах, режиссер в программке признается, что отталкивался в работе от своих детских впечатлений от произведения из школьной программы. «Время перечитывать классику!» —заключает он свое предуведомление. История мальчика, который пожалел замученную до смерти лошадку и через десяток лет стал идейным убийцей (две эти теневые сцены в первом действии зарифмованы), сегодня не уникальна, только идеи измельчали. Пока же все персонажи — живые и мертвые — напомню, в финале аплодируют Родиону. Его монолог о Наполеоне удался — глаза горели, голос уверенно чеканил убедительные фразы, дальнейшие эксперименты приветствуются.

Алексей Гончаренко