«Белый негр» Валерий Пономарёв

Все началось с форс-мажора. Интервью с Валерием Пономарёвым было назначено на 17.00. До срока остается всего пять минут, а я застрял в пробке на повороте с улице Дзержинского. Еще и таксист попался разговорчивый — тут хоть выскакивая из машины и беги на своих двоих до МКЦ, а он рассуждает про то, что пробки в Рязани стали обычным явлением и нервничать себе дороже. Ага, вот сейчас я это буду объяснять человеку с мировой славой, интервью с которым считают за честь опубликовать на первых полосах «Ньюйоркера» и «Таймс» и у которого через два часа концерт, а он вместо того, чтобы к нему готовиться, сидит в кафе «Фонтан» и ждет рязанского журналиста. В общем, та еще картинка... Но вот, с двадцатиминутным опозданием, я все же влетаю в МКЦ, несусь, по коридору, придумываю извинения и вижу, как мне навстречу идет невысокий пожилой человек и, прерывая меня на полуслове, очень спокойно и доброжелательно говорит:
— Да ладно тебе, все в порядке. Главное, все живы, здоровы. Остальное ерунда...

И сразу возникает уверенность, что разговор обязательно будет очень интересным. Да и разве может быть иначе? Достаточно посмотреть в мудрые и всегда чуть смеющиеся глаза Пономарёва. Скучно и неинтересно с ним не может быть по определению.

Эмигрантское счастье Парамона
— Валерий Михайлович, если оценить дистанцию между уже известным московским трубачом, больше известным под кличкой «Парамон», свалившем в 1973 году из СССР в Нью-Йорк, и звездой мирового джаза Валерием Пономарёвым образца 2014 года, в чем разница? Что изменилось, прежде всего, в вас самом?
— Все — и в то же время ничего... У меня была мечта, еще здесь, в Москве, играть с легендарным барабанщиком Артом Блэки. Играть в его всемирно известном оркестре «Посланцы джаза». Там, где играли Армстронг, Колтрэйн, Дизи Гилеспи. Там, где соло трубы исполнял мой кумир Бил Хардман. Ну кому я мог рассказать об этой мечте? Разве своим друзьям, и то по большому загулу. Был в столице нашей родины, городе-герое Москве Мазутный проезд, где собиралась наша, как принято сегодня говорить, джазовая тусовка. Вот там после приличного количества портвейна я и мог делиться своими сумасшедшими мечтами. На самом деле этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. И вот в одно прекрасное утро мечта хотя бы отчасти сбылась. Московский трубач по кличке «Парамон» оказался на улице «Большого яблока». То есть все оказалось в точности, как я себе представлял. До мелочей, до клетчатой ковбойки на уличном продавце хот-догов. И небоскребы точно такие же, как в моих снах. И огни Бродвея, и Шестая авеню…

— И что, никакого культурологического шока?
— Совершенно. Я ведь в Америку не за колбасой и джинсами ехал, а джаз играть. А он тут был повсюду. В уличных диалогах, в ритме огромного города, в улыбках полицейских, в поцелуях влюбленных в Центральном парке.

— А язык?
— Знал. В Москве ходил на курсы. Очень хорошие курсы. Там меня так натаскали, что по приезде в Штаты я еще несколько лет не мог отделаться от «британского» акцента. Все меня принимали за англичанина, а когда узнавали о том, что я из Союза, не верили — думали, что шучу.

Не все негры играют джаз
Он прошел все, что полагается пройти эмигранту. Работал грузчиком в супермаркете. Жил на «вэлфер», играл в маленьких клубах и ресторанах на Брайтоне. И был счастлив. И только Арт Блэки и его знаменитый на весь мир оркестр оставался, казалось, недосягаемой мечтой.

«В один прекрасный день позвонил мой приятель, неплохой ударник Миша Бранзбург:
— Валера! Арт Блэки и «Посланцы Джаза» выступают в «Файв Спот» на следующей неделе!
Во вторник вечером я был в «Файв Спот», расположившись прямо напротив сцены. Оркестр готов начинать. Бил Хардман — на трубе, Дэйвид Шнидер — на саксофоне, слева и немного сзади — легендарный Уолтэр Дэвис, а рядом с ним, за барабанами... мать честная, это же Арт Блэки!»

Это цитата из удивительной книги Валерия Пономарёва «На обратной стороне звука». Ее, как музыку маэстро, невозможно пересказать, нужно слушать в оригинале.
— Ходят легенды, что вы — единственный белый, которого Арт Блэки взял в свой оркестр за все время его существования.
— Не единственный. Хотя меня действительно прозвали «белым негром». Но правда в том, что для Арта было совершенно безразлично, какого цвета твоя кожа. Другой вопрос — какую музыку ты играешь. На каком музыкальном языке разговариваешь.

— Но ведь считается, что настоящий джаз могут играть только темнокожие американцы?
— Ерунда. В том же оркестре, что и я, играл потрясающий контрабасист, японец Чин Сузуки. И в то же время я знал массу примеров, когда афроамериканцы думали, что они играют джаз, а на самом деле это им только так казалось. Джаз — это особый способ мышления, особое мироощущение. Ну и, конечно, своя техника.

Бутерброд и ностальгия
И вновь соло Валерия Пономарёва:
«Все играли замечательно. «Посланцы Джаза» разговаривали на том же языке, который я сам выучил вдали от его места образования, того места, где на нем говорили лучше всего. Волны до боли знакомых мелодий, мелодических линий, акцентов, гармоний и ритмов окатывали меня со всех сторон. Я закрыл глаза на секунду, и мне показалось, что я в своей комнате в Москве слушаю любимый оркестр на студийном «Маге 8». Мне буквально пришлось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. Какой уж там сон! Арт Блэки лично сидел за барабанами и играл свой обычный, никогда не меньше, чем феноменальный, аккомпанемент. Я был не на сцене, а в зале среди зрителей, а ощущал себя так, будто находился в самом центре знакомых плескающихся волн. У меня было такое ощущение, что оркестр на сцене заманивал меня в разговор».

— С оркестром Арта Блэки вы объездили весь мир. И что, ни разу не испытали приступа ностальгии?
— А что это такое? Нет, правда. Я не понимаю, что вкладывают в это понятие. Помню, мы прилетели на гастроли в Хельсинки. Пока разгружали багаж, я пошел купить себе пару бутербродов. И вдруг меня как током ударило — ведь это же Финляндия. До Питера два часа езды на машине. Совсем рядом, и невозможно туда попасть. Вот это убивало больше всего. Стою, жую бутерброд, а из глаз слезы градом. Арт Блэки ко мне подходит и начинает успокаивать. Подумал, что я переживаю из-за неустроенности гастрольной жизни. А я только мычу в ответ и ничего объяснить не могу. Может, это и была ностальгия?

К сожалению, наш разговор был коротким. Валерию Поно-Шарёву, звезде мирового джаза, московскому трубачу по кличке «Парамон» пора было на сцену.

Бессмертный «Караван»