Андрей Гаврилов: «Народная память объективна»

По окончании школы он помогает создавать школьный краеведческий музей. С девятнадцати лет организует на базе шиловского Дома пионеров краеведческий музей и краеведческий клуб «Поиск», который объединил более 60 учащихся общеобразовательных учреждений. В это время создается археологический клуб «Симаргл», один из первых на территории Рязанской области. Воспитанники «Симаргла» осуществляли надзор за памятниками истории и культуры, участвовали в работе архео-логических экспедиций. С 1975 года Андрей Николаевич трудится в составе бригады по своду археологических памятников Рязанской области, обследует территории Шиловского, Путятинского, Чучковского районов. В те годы впервые был опробован краеведческий лагерь-экспедиция для детей и подростков.

Андрей Николаевич, бесспорно, личность яркая, редкая, наделенная широтой души. По словам его племянника и сегодняшнего директора краеведческого музея Александра Гаврилова, своими талантами Андрей Николаевич во многом обязан родителям, которые всегда поддерживали его начинания и устремления. Интересы его разнообразны и сегодня. Например, он пишет стихи, картины, вышивает бисером, гладью, режет по дереву, лепит из глины. Песня «Клинок зари», написанная на его слова В. Е. Коршуновым, заняла первое место в районном конкурсе авторской песни в 1998 г. и стала своеобразным гимном Шилово. Его фильм «Святки» занял 3-е место в областном конкурсе любительских кинофильмов.

На рыбалку… за ракушками
— Андрей Николаевич, как бы вы ответили на вопрос: «С чего начинается Родина?»
— Наверное, с осознания своих корней, с могил предков и преданий старины глубокой, с чувства своего рода.

— Кем были ваши родители?
— Все мои предки служили России. Родители — Надежда Чайка и Николай Гаврилов — участники Великой Отечественной войны. В этой войне погибли два моих дяди. Дед воевал в Первой мировой войне, во Вторую работал на железной дороге.

— Краеведение — детское увлечение?
— В детстве я хотел стать геологом. Дело в том, что родители мои были заядлыми рыболовами. Они много времени проводили на речке с удочками и всегда брали меня с собой, пытаясь привить любовь к этому занятию. Но к ловле я оставался равнодушным. Зато у меня была возможность в это время ходить по берегу реки, по оврагам, собирать ракушки, окаменелости, находить керамику. Начал коллекционировать различные минералы. Моя бабушка, Надежда Адамовна, мне в этом помогала. Но детскую мечту затмил образ Александра Невского. Он-то и направил мои интересы в сторону истории. Кстати, тогда у меня появился свой домашний музей. Он начался с кованого гвоздя, найденного на огороде, старинной монеты 1905 года, подаренной на день рождения, и морской ракушки. Постепенно коллекция разрасталась. В ней были и старинные игрушки, и одежда, и окаменелости, и минералы, и насекомые, и этнографические записи.

— Можно сказать, что уже тогда закладывался фундамент сегодняшнего краеведческого музея?
— Кстати, большая часть детских находок ушла в рязанский музей.

— В те годы вы уже поддерживали отношения с рязанским краеведческим?!
— С одобрения и под присмотром родителей.



— После окончания школы вопрос о профессиональной деятельности не стоял?
— Я сразу же занялся археологией. Включился в работу окско-донской экспедиции и занялся исследованием Шиловского, Путятинского, Чучковского районов. В общей сложности по своду археологических памятников я работал около десяти лет.

— Что удалось открыть?
— Порядка 150 памятников.

«Я не коллекционер…»
— Андрей Николаевич, у вас собрана огромная коллекция раковин. Как она появилась? Скажите, чувствуете ли вы себя коллекционером?
— Нет, не чувствую. Настоящие коллекционеры обстоятельно подходят к делу, досконально изучают свои находки, систематизируют… А моя коллекция — это собрание ракушек, которые почему-то тронули сердце. Как это происходит — не могу сказать точно… Просто вдруг словно слышится зов, и я знаю, что эта раковина — моя.

У мамы были хорошие отношения с продавцом в рыбном магазине. В замороженной рыбе часто попадались раковины, один раз даже нашли медузу. Если были такие находки, то продавщица отдавала их маме. Таким образом, в детстве в моей комнате образовался целый угол, посвященный морю. Потом раковины мне стали привозить друзья и знакомые со всех уголков мира, кто где бывал. Так потихоньку набралась коллекция.

— А есть в ней любимые экспонаты?
— Интересны аммониты. Они «видели» динозавров, и мне кажется, что это были очень умные создания. А еще удивительны аргонавты. Раковины у них необычайно тонкие, причем имеют их только самки. Когда самка аргонавта находит свою вторую половину, то умирает, а пустая ракушка носится по океану. Разновидностей раковин аргонавта очень немного.

На общественных началах
— До образования Шиловского краеведческого музея был создан археологический клуб. Как это произошло?
— Для археологических экспедиций нужны были увлеченные люди, и возникла необходимость где-то хранить найденные экспонаты. Так начала создаваться коллекция и зародился музей. В конце 80-го года нам поставили условие освободить занимаемое в Доме пионеров помещение. Клуб закрыли. Вещи отнесли на чердак, многое тогда было утрачено, испорчено. Например, в коллекции были необожженные глиняные игрушки. Крыша протекла, и они раскисли. В то же время исчезла коллекция монет, была утрачена большая часть собрания старинных самоваров.

— Как же удалось в этих условиях создать музей?
— В 1981 году мы проводили раскопки на одном из могильников. На раскопки приехал местный секретарь райкома, посмотрел на нашу работу, на то, что нашли, и сказал: «Будем делать свой музей, но на общественных началах». В эти годы начинал работать Василий Михайлович Фомин, который тогда сыграл решающую роль в судьбе музея.

— Тем не менее в 1994 году вы покинули краеведческий музей и создали этнокультурный центр «Заряна». Почему?
— Наверное, потому, что я экспериментатор. А еще, наверное, потому, что хотел открыть свою Америку. И открыл ее в неожиданном направлении. Огромное впечатление произвела на меня записанная в Шилове легенда о том, что пришли поляки и разрушили городок. Было это якобы во времена Михаила Федоровича Романова. Ну какие тогда могли быть поляки? Конечно, никакого значения этой легенде я не придал. И вдруг мне на глаза попались документы, свидетельствующие о том, что в 1616 году здесь проходил пан Лисовский и сжег окрестные монастыри и сам город. Сколько веков этот факт хранился в народной памяти! Предания, сказания, легенды — в них зачастую больше объективной истории, чем в материальных свидетельствах.

Страна Пичкемория
— Стоит ли такое пристальное внимание уделять мифам, народным преданиям?
— Когда мы отдаляемся от своих корней, нарушается экология духовного мира. Когда мы боремся с Бабой-Ягой, домовым и лешим, то понимаем, что они наши, свои, мы знаем, как с ними обращаться. А тролль, гоблин и вампир, которые приходят на их место, ничего не боятся. Хочется, чтобы мы не забывали о том, что у нас есть своя уникальная культура. В том числе и о том, что в местных речках живут Чамки, Русалицы и Аленки, а в колодцах — наша, рязанская Баба-Яга. Правда, зовут ее немного иначе — Бур-Яга, и в ступе она не летает, а ездит на черном огнедышащем коне. У Бур-Яги необычный наряд: головной убор с бубенцами, на груди — сюльгама, символизирующая мироздание.

— Как соотносятся сегодня краеведческий музей и этнокультурный центр «Заряна»?
— Мы работаем вместе. Важно, что и краеведческий музей, и этноцентр — это так называемое направление хистори, популярной науки, которая служит интересам государства.

— Андрей Николаевич, что, на ваш взгляд, происходит сегодня в народной культуре?
— Мы сегодня пытаемся привить на себе чужую культуру, поэтому и возникают у нас «годы лошади», «гороскопы» и так далее. Дело в том, что есть народная культура, а есть популярная. К сожалению, ориентация на Восток и на Запад приводит к тому, что мы забываем о своих исконных традициях.

— За 40 лет существования музея и 20 лет жизни центра было сделано много открытий. Осталось ли еще что-то, что манит вас своей неизведанностью?
— По преданиям, когда-то на территории Шиловского района была большая страна, чуть ли не царство, границы которого постепенно сужались — то враги приходили, то еще какая напасть. И вот возле села Мелехово осталось только одно болото, которое на картах восемнадцатого века значится как Пичкемория… Может быть, когда-нибудь удастся открыть и эту страну.