Свидание вслепую

По мнению художественного руководителя театра Геннадия Кириллова, премьера поздней весной даёт возможность увидеть реакцию зрителей, чтобы летом исправить ошибки и к новому сезону спектакль «отполировать».

Надо сказать, что само название нового спектакля навевает непонятный романтический флёр и для людей несведущих может составить не совсем верное, то есть легкомысленное представление о предстоящем просмотре. Но дело в том, что в основу постановки положена очень известное произведение «Старший сын» очень известного в театральных кругах Александра Вампилова — не такого уж простого автора, пьесы которого легковесными назвать нельзя. Зачем режиссёру понадобилось настолько менять глубокое, очень соответствующее сути пьесы название, осталось непонятным.

На самом деле удивить зрителей «Старшим сыном» — задача не из лёгких. Потому что это одна из самых известных вампиловских пьес. В семидесятых её играли в 44 театрах Советского Союза одновременно, да и после ставили нередко. К тому же трудно найти человека, который не смотрел трогательный фильм 1976 года с Евгением Леоновым, Николаем Караченцовым и Михаилом Боярским. Повторить его хоть в одной детали, либо в одном акценте — для самолюбивого постановщика равносильно провалу.

О сюжете. На первый взгляд он прост и тривиален. Два молодых студента-раздолбая — Бусыгин и Сильва — опоздали на электричку и ради бесплатной ночёвки в первом же попавшемся доме разыгрывают индийскую мелодраму на тему «Папа, я твой сын». История на первый взгляд простая и в некотором роде даже водевильная. Чего тут только нет: и юный влюблённый, и его взрослый циничный соперник, и любовь между братом и сестрой, которые оказываются не родственниками… Но конечно, всё не так просто, и не об этом пьеса. Тема отцов и детей, семьи как единственной опоры в жизни — именно это главный лейтмотив «Старшего сына».

Действие происходит далеко не в наши дни. На дворе 1966 год — об этом неоднократно говорят и герои спектакля, да и вся сценография направлена на то, чтобы зритель сразу понимал, что история эта случилась где-то на периферии, где жизнь течёт своим чередом, очень медленно, а может, и вообще на какое-то время остановилась. В этих маленьких провинциальных двориках соседи до сих пор ходят друг к другу в гости по старой коммунальной памяти, по вечерам сидят на лавочке, ругаются, мирятся…

Внутреннее убранство квартиры семьи Сарафановых весьма навязчиво обращает внимание на то, что действие происходит 60–70-е годы — типично накрытый скатертью круглый стол посередине, аскетичные деревянные стулья, классический семейный портрет в рамочке, на стене висит отрывной календарь, на котором недвусмысленно зияет 13-е число…

Более того, видимо, для правдоподобности в определённый момент на сцене даже появляется доисторический пылесос, причём настолько доисторический, что понять какого он года выпуска возможным не представляется в принципе. Актриса Евгения Хестанова, играющая дочь Сарафанова Нину, с упорством, достойного лучшего применения, ходит по сцене с этим чудом техники, делая вид, что убирает комнату. Ну а в промежутках между уборками ссорится с главным героем. Надо сказать, что сцена ссоры «брата» и «сестры» — одна из самых ярких в пьесе. Но в «Переходе» всё внимание почему-то уходит на пылесос…

В противоположность настоящему пылесосу совсем ненастоящими выглядят застолья, которых в этой постановке немало. Герои спектакля пьют водку при знакомстве с каждым членом семьи Сарафановых — с Васенькой, с отцом Сарафановым, с Ниной, с её женихом, друг с другом во время ночных задушевных бесед… Пьют, не закусывая и не пьянея. Единственный, кто выглядит в этой грандиозной попойке естественно — это младший Сарафанов Васенька в исполнении Александра Воробьёва. Вот он и закашлялся, и совершенно натурально покраснел, как юнец, который впервые в жизни попробовал выпить. А потом и запьянел совершенно натурально, и в довершение всего заснул на диване. Этот герой вообще смотрелся в спектакле наиболее органично. Зритель его сразу признал и во второй части спектакля встречал его смехом и овациями.

На воссоздание духа эпохи работает и музыкальный фон: песни Анны Герман, Майи Кристалинской, Муслима Магомаева, групп «Голубые гитары» и «Новый электрон». В промежутках между эпизодами на сцене появляются молодые люди, одетые соответственно духу того времени, и, танцуя, изображая атмосферу танцплощадок шестидесятых, меняют мизансцену. Эта режиссёрская представляется наиболее удачной и придаёт спектаклю редкую изюминку.

Однако главный нерв спектакля — всё же не в театральной реконструкции времени. Он в герое. Главная роль, думается, всё-таки не в Сарафанове (его играет Юрий Борисов — артист драматического театра, хорошо известный в Рязани). Играет неплохо, но несколько гротескно и простовато. На наш взгляд, главная роль тут у Бусыгина. Свалившегося как с снег на голову «старшего сына» играет Семён Маинский, играет обаятельно, но слишком уж сдержанно, без лишних эмоций. Хотя, может, так и ведут себя сыновья, никогда не видевшие своих отцов?

Создаётся ощущение, что Бусыгину просто интересна создавшаяся ситуация, интересно, что будет дальше, — но на этом и всё. Непонятно, откуда так вдруг взялась взаимная симпатия с «сестрой» Ниной, почему так взъелся он на дружка своего Сильву, и с отцом как-то всё… гладко. Создаётся впечатление, что Маинский сам до конца не понял своего героя, вернее — мотивацию его поступков.

Финал спектакля вообще оставляет зрителя в несколько озадаченном состоянии. Последний, завершающий разговор Бусыгина с Сарафановым, когда он признаётся, что не сын ему вовсе, а тот не хочет в это верить («Нет, ты настоящий Сарафанов, ты мой сын!»), и в результате семья всё равно остаётся семьёй, — это кульминация истории, задача, которую решить непросто. Важно не скатиться в ту же слезливую индийскую историю. Здесь решение получилось таким — Бусыгин объявляет, что он опять опоздал на электричку, после чего все дружно заливаются хохотом. Оптимистично, и как будто выглядит, как разрядка непростой ситуации, но всё же не совсем убедительно.

В общем, «полировать» предстоит ещё очень и очень много. «Пилите, Шура, пилите…».