Лицо поколения

— Вадим, с чего всё началась?
— В России есть молодёжная мода на неформальные субкультуры. Появились эмо, альтеры и прочие, вместе с новыми течениями хлынули и модицикации. Пять лет назад я был ещё маленький, учился в школе и родители не позволяли мне делать что-то со своим телом. Но когда я окончил школу в 15 лет, то сделал себе первый прокол в ноздре. Делал сам — булавкой, несколько дней с ней в носу и проходил. Потом проколол уши и постепенно начал растягивать для тоннелей («тоннель» — пирсинг большого размера, чаще всего в мочке уха).

— Значит, всё началось с субкультур… Ты эмо?!
— Я очень много перепробовал: я был и панком, и эмо. В переходном возрасте каждый хочет как-то себя проявить. Многое зависит и от копании, в которой ты общаешься. С малых лет меня привлекало всё необычное, наверно, поэтому в детском саду и в школе я всегда был одиночкой.
— А сейчас у тебя есть друзья?
— Есть небольшой круг приятелей, не знаю, можно ли называть их друзьями.

— Они тоже увлекаются бодимодификациями?
— По большей части да.
— А в Рязани таких много?
— Да. Мы не относим себя к какой-либо субкультуре, ибо уже надоело. Что общего между эмо? Одежда, чёлки и суицидальные наклонности. А вот бодмодов ничего подобного не объединяет — каждый со своим характером, политическими убеждениями и предпочтениями.

— Расскажи о своих модификациях.
— Сейчас на моём лице осталось немного: бридж («бридж» — прокол переносицы на уровне глаз), один в брови, тоннель на 6 миллиметров в септуме («септум» — центральная перегородка в носу), симметрия в щеках, две в нижней губе, тоннель на 18 миллиметров в губе и тоннели по 46 миллиметров в ушах. Раньше у меня было больше пирсинга, сейчас я просто к нему уже привык. Главная задача на сегодняшний день — растянуть губу и тоннель в септуме. Сейчас ещё доделываю татуировку на ноге.
— А если ты пересмотришь свои взгляды на жизнь, что будешь делать с этими дырами на лице?
— Зашью, ведь губы очень эластичны. Максимум, что останется — это шрам.

— Неизбежный нормальный вопрос: чем ты будешь заниматься в дальнейшем с такой неординарной внешностью?
— Я — пирсер-бодмодер. Занимаюсь пирсингом, делаю проколы любой сложности.
— Тебе 17, разве для такой деятельности не нужно медицинское образование?
— Я заканчивал в Москве курсы пирсеров. А так, думаю, когда-нибудь поступлю на заочное, пока не определился, правда, куда.
— Помимо татуировок и пирсинга в культуре бодмодификаций есть множество других способов украсить себя. Скажи, ты собираешься как-то ещё совершенствовать своё тело?
— Я делаю то, что мне нравится. Многие боятся делать себе сложные модицикации из-за боли, но я могу перебороть в себе страх и могу сделать что угодно, если захочу.

— Есть ли что-нибудь такое, что бы ты никогда с собой не сделал?
— Взгляды у меня периодически меняются, так что чего-то конкретного пока в голову не приходит. Два года назад я и не думал тянуть губу — просто не хотел, а год назад не собирался тянуть её до биг-липа, а сейчас уже подумываю.
— Это всё для красоты или приносит какую-то ещё пользу?
— Общество считает это противоестественным, поэтому мне это нравится. Когда человек необычен — он интересен. Я понимаю, что нельзя судить людей по внешности, но всё же меня притягивают неординарные личности. Внешний вид — это всегда проявление внутреннего мира.

— То есть весь твой внутренний мир вылезает наружу пирсингом?
— Внешний вид непосредственно связан с внутренним миром, по крайней мере, у меня так. Ещё будучи ребёнком, с виду не чем не отличавшимся от сверстников, я был не такой как все, зачастую я не мог найти общий язык ни с кем.
— Скажи, ты говоришь о красоте, а вот стал бы ты встречаться с обычной девушкой, у которой нет пирсинга и татуировок?
— Думаю, да, если бы она меня воспринимала таким, какой я есть, и не намекала, чтобы я избавился от модификаций.

— Насколько известно, ты ещё и стритэйджер? («стрит эйдж» — в своей простейшей форме философия straight edge отрицает употребление любых алкогольных напитков, табака, а также наркотических веществ; в некоторых случаях сюда входит ведение вегетарианского и веганского образа жизни, отказ от использования кофеиносодержащих продуктов, медикаментов и беспорядочных половых связей)
— Я не так давно начал этим увлекаться, когда поменял свои взгляды на жизнь. Раньше я понимал, что есть животных — это убийство, употреблять алкоголь — наносить непоправимый вред здоровью, но как-то не задумывался об этом. У меня не было резкого перехода, просто я начал больше общаться с такими людьми, стал сам смотреть в интернете какую-то информацию. Знаешь, чтобы сделать норковую шубу нужно убить 15-20 зверьков? Я задумался над этим. Человек по природе своей не хищник. Изначально человек был травоядным, а потом начал есть мясо, ибо начался ледниковый период и чтобы выжить пришлось убивать. Постепенно его организм адаптировался. Сейчас нецелесообразно убивать животных. Мы — высшая ступень эволюции, мы должны оберегать природу.

— А ты заботишься о животных?
— У меня нет домашних животных.
— А хотел бы?
— Понимаете, для ухода за ними нужно время. Я пока делаю всё, что от меня зависит, — не ем мясо, рыбу и морепродукты животного происхождения.

— Так что для тебя такое стритэйдж?
— Стритэйдж произошел от панка, раньше же было всё — секс, наркотики и рок-н-ролл, именно это и было сопротивлением системе. После же как мода всё сошло на нет. Сейчас все пьют и курят, если я буду делать то же самое, то это не будет протестом, я буду наоборот, такой же, как и все. А если я не курю и не употребляю алкоголь — я выделяюсь.
— То есть отказ от сигарет и алкоголя — твой социальный протест?
— Нет, тут много всего. Мне интересно быть другим не только внешне, но и внутренне. Опять же, алкоголь — просто не моё. Раньше я много выпивал, просто надоело, я перестал получать от этого удовольствие. Лет в 13 попробовал покурить, чтобы нравиться девчонкам, после этого у меня стойкое отвращение к сигаретами. Но основное — это не протест, я просто живу так, как мне нравится.

— Кроме того, что ты так выглядишь, ты пытаешься это как-то нести в умы других людей?
— Навязать свою точку зрения? Мне никто не навязывал точку зрения, я сам к этому пришёл и поэтому считаю, что все остальные тоже должны прийти к чему-то своему сами. Хотя, конечно, если меня начинают оскорблять, спорить со мной — я молчать не буду.
— Тебя часто оскорбляют?
— Конечно, но я стараюсь в таком случае просто не идти на контакт. Часто гопники на улице подходят почесать кулаки только потому, что я не такой как они. Я могу понять, когда человек работает, с высшими образованиями, и он мне говорит что-то типа «А ты вообще что сделал, чтобы я тебя уважал», а вот когда пьяное быдло в трениках, которое только и умеет, что бухать, и считает меня хуже себя, вот таким я могу и в морду дать.

— Твой внешний вид не особо для драк…
— Да уж — мне выбивали из брови штангу, тоннель из уха вырывали.
— По клубам тусишь?
— Не особо, мне нравятся необычные мероприятия, типа подвешивания. Но такое в Рязани бывает очень редко. В клубе человеку интересно только с алкоголем, а я не пью, поэтому мне неинтересно.

— Как же ты развлекаешься?
— Большую часть своего времени сижу дома за компьютером, общаюсь с людьми ВКонтакте. Не буду хвастаться, но у меня по стране развелось очень много поклонников и поклонниц.
— Постоянное внимание к своей персоне не утомляет?
— Я люблю внимание, когда оно положительное, разумеется.
— С поклонниками понятно, а у тебя у самого есть кумиры?
— Я знаю эту заповедь — не сотвори себе кумира, но я реалист. Я уважаю Евгения Болотова — он из Перми, у него очень растянутые губы, тем не менее, он работает и человек хороший, его часто по телевидению показывают.

— В свои 17 ты ещё чем-то увлечён?
— Раньше на велике гонял, сейчас уже нет.
— А чем ты кроме модификаций и стритэйджа выделяешься? Что ты умеешь?
— Ничего я не умею, я очень ленивый. Ни родным по дому не помогаю, ни отцу с машиной. В технике я вообще ни бум-бум. У меня мысли, в основном, о татуировках. Да, многие считают, что у меня примитивное существование, и я себя за это не уважаю.

— А у тебя есть какая-нибудь цель?
— Я не смотрю в далёкое будущее, у меня нет какой-то жизненной позиции. У меня нет мечты типа «занять какую-то должность». Конечно, у меня есть желания, но ничего глобального.
— Как обычно проходит твой день?
— Часто просто дома сижу, иногда с друзьями встречаюсь, очень редко хожу на концерты.

— Ты не пьёшь, не тусишь, а на что ты тратишь деньги?
— Я покупаю лабреты и одежду. Каждый месяц покупаю новые пирсинги. Родители меня только кормят.
— Поскольку ты живёшь с родителями, скажи, они не против того, что ты с собой делаешь?
— Они привыкли. Рады, что не выпиваю, и точно знают, что домой приду трезвым. Хотя, конечно, боятся, что когда-нибудь изобьют.

— Ты занимаешься каким-нибудь спортом?
— Раньше боксом занимался, ещё просто в качалку ходил. Сейчас я этим заниматься не могу — тренировки же, в основном, в спаррингах, да и лень.
— Ты говоришь, что твоя внешность, — это проявление внутреннего мира. Так каков же он?
— Я бы не сказал, что у меня очень богатый внутренний мир. В Советском Союзе, когда не было интернета, большинство ребят было рады книге. Сейчас — море информации, и это уже никому не нужно. Все только сидят ВКонтакте, смотрят тупые комедии, и я в этом смысле не далеко ушёл. Думаю, именно скрытая политика США разложила наше общество. Нам внушили, что гомосексуализм — это правильно, хотя это противоестественно. Тот же бодмод — он же бесполезен, и без него я мог бы окончить институт, стать врачом…

— Вот именно! Почему бы тебе не встать и не сделать всё правильно?
— А я не хочу ни от чего зависеть. Я хочу жить так, как живу. Я воспитан так, что книги мне не нужны. Я пытался читать, но понял, что мне это неинтересно.
— Как ты оцениваешь нынешнее поколение и мог бы предсказать, что будет, по-твоему, с обществом дальше?
— По-моему, поколение деградирует, спивается и от большинства теперешней молодёжи ожидать нечего. Конечно, есть люди, которые достигают успехов в спорте, медицине, науке, но таких ничтожно малое количество для нашего государства.