Служенье муз не терпит суеты

Раз в год мы все дружно вспоминаем о том, что у нас есть музеи. Происходит это во второй половине мая, когда хранилища художественных и иных ценностей распахивают свои двери в неурочное время — ночью. Акция посвящается Дню музеев, который отмечается 18 мая, и проходит уже несколько лет. Тогда как раз и обнаруживается, что на самом деле ценителей прекрасного у нас очень даже много...

Генеральский подарок
Свидетельство тому — длинные очереди в столичные музеи, огромный наплыв посетителей в региональные. В Рязанском художественном музее имени Пожалостина тоже готовятся к встрече гостей-полуночников, торопятся обновить экспозицию декоративно-прикладного искусства. Какая ж ночь в музее без коллекции фарфора? Юная публика подолгу задерживается возле витрин с фарфоровыми статуэтками. Однако музей — это не только экскурсии.
— Как и любой другой, наш музей выполняет несколько функций, — рассказывает его директор Марина Котова. — Прежде всего коллекцию надо собрать, затем сохранить, изучить и только потом — показывать. Музей — сложный организм. Наш образовался больше ста лет назад из небольшого собрания. Его основу составили работы московских художников, которые были переданы в дар музею по просьбе группы рязанских интеллигентов — инициаторов его создания. С тех пор музей живёт и развивается.

Сегодня в его коллекции насчитывается около 12000 экспонатов. В постоянной экспозиции представлены известные всем с детства имена: Боровиковский, Тропинин, Венецианов, Саврасов, Айвазовский, Левитан... Список весьма длинный и внушительный. Имеются свои, пусть и маленькие, залы итальянской и голландской живописи.

Расширялась коллекция самыми разными путями. Часть произведений тоже передали в дар. Так, в 1982 году в распоряжении музея оказалось более семидесяти картин, завещанных рязанцам генералом Крестьяниновым.
— Причём с рязанским музеем его ничто не связывало, помимо места рождения, — говорит Марина Котова. — Генерал родился в Сапожковском уезде Рязанской губернии — и всё. А жизнь его прошла в других местах. Живописью он, видимо, увлёкся в Париже, где был на стажировке. После войны жил в Ленинграде. В то время ленинградские антикварные магазины были наводнены произведениями искусства. Умирая, Василий Васильевич завещал свою коллекцию рязанскому музею. Причём устно. Нам позвонила его вдова и сказала, что хочет передать картины...

То был первый год работы Марины Котовой в музее, и она хорошо помнит, как происходила передача. Картины нуждались в реставрации. Большинство произведений коллекции составляли образцы академической и салонной живописи: портреты, натюрморты, пейзажи. По мастерству исполнения они ничуть не уступали тем же передвижникам. А вот по социальной значимости тогда проигрывали. Сегодня эта живопись востребована и пользуется большой популярностью. Коллекция генерала Крестьянинова стала основой выставки «Прекрасное пленяет навсегда», которую рязанские музейщики показывали уже не в одном российском городе. В настоящее время она выставляется в Белгороде.

Картина-путешественница
Интересно, как менялось с течением времени отношение к художественным произведениям: какие показывать, а какие оставить в запасниках. Например, картина Аристарха Лентулова «Женщины и фрукты» долго пылилась в фондах. На заре XX века он входил в группу «Бубновый валет». Советские искусствоведы считали произведения этих художников безыдейными, формальными, не отражающими действительности.
— Сорок лет главным хранителем музея была Татьяна Павловна Щеглова, — вспоминает Марина Александровна. — Она училась на искусствоведа тогда, когда такое искусство не запрещалось, но и не приветствовалось, его не пропагандировали. И в 80-х Татьяна Павловна всё ещё не решалась вывесить эту картину на всеобщее обозрение.

«Женщины и фрукты» заняли место в постоянной экспозиции в 1990 году, когда главным хранителем музея стала Марина Александровна. Сегодня эта картина практически самостоятельно путешествует по миру: наши музейщики предоставляли её для участия в выставках, проходивших в Европе и США.

Главным хранителем Котова проработала двадцать лет. Говорит, что теперь это позволяет ей чувствовать себя уверенней на посту директора. Ведь в обязанности главного хранителя входит отличное знание всей коллекции музея, а этим может похвастаться далеко не каждый директор. У неё же и учителя были великолепные — профессионалы высочайшего класса. Кстати, именно благодаря Татьяне Павловне Щегловой собрание рязанского музея пополнилось картиной итальянского живописца венецианской школы Джованни Крозато «Жертвоприношение Поликсены».

Это произошло в конце 50-х годов, когда районные музеи достаточно активно закрывались, а свою коллекцию передавали областным.
— Как раз в одной из таких командировок в музее Сапожка, когда уже был подписан акт передачи экспонатов, Татьяна Павловна неожиданно обратила внимание на дверь, — рассказывает Марина Александровна. — Ей сказали: «Туда даже не ходите. Там наш художник-оформитель работает». Но она всё же решила заглянуть туда. Действительно, кумачовые растяжки, краски, а в углу— бочка, накрытая холстом...

Опытным глазом искусствовед определила: холст старый. Подошла, перевернула — красочный слой есть. Потёрла пальчиком — и открылась прелестная головка. Что это работа мастера, было понятно сразу. Когда слой грязи и плесени был снят, взору открылась чудеснейшая картина, по сюжету близкая к библейской истории про Иеффаю и его дочь. Полотну требовалась более сложная реставрация в Москве. А там картина попалась на глаза сотруднице Музея изобразительных искусств имени Пушкина Виктории Марковой, которая и высказала предположение об авторстве. В дальнейшем оно подтвердилось: во Франции нашёлся эскиз картины, подписанный Крозато. Вот так в Рязани появилась одна из двух имеющихся в России картин этого итальянского мастера. Будете в музее, обязательно обратите на неё внимание.

Это всего лишь одна из многих увлекательных историй о вещах, которые хранятся в рязанском музее... Кстати, сами музейные работники довольно скептически относятся к ночным походам в хранилища ценностей, напоминая при этом, что они и днём работают. Во время акции, говорят, слишком уж много суеты, а служение прекрасному этого не терпит.