Белым по-чёрному

При поддержке «PaPriCo», «ТНТ-Рязань» и «Радио Кекс FM» гость, чьи шутки, по его же словам, внушают ужас образцово-показательной аудитории, выдал рязанской публике абсолютно новую программу. За минуты до выхода на сцену Руслан Белый чуточку открылся:
— Да, я не шучу про политику, потому что не придумал пока шуток. Это не запретная тема. Пока не лезу, потому что не могу сам для себя сформулировать своё отношение. А шутку без отношения придумать тяжело.

— Вы говорили, что публика лучше воспринимает актёров, выступающих в жанре stand-up, которые уже в возрасте…
— Потому что взрослые люди мудрые и опытные, так что взрослого человека всегда интереснее слушать, чем двадцатилетнего (пусть никто не обижается). Двадцатилетний может рассказать больше шуток, а взрослый может толкнуть какую-то мысль, личный опыт. Отношение к stand-up-комикам, как у женщин к мужчинам: чем старше, тем лучше.

— Насколько хорошо жанр stand-up воспринимают в городах России?
— Нормально. Честно говоря, я переживал, что его будут долго раскусывать. Люди идут на сольные концерты с опаской, но остаются довольны. Существует два самых крутых юмористических проекта на нашем телевидении — это КВН и Comedy Club, и оба подразумевают под собой бурлеск, декорации, много людей, музыку. А тут два часа без музыки, без всего, просто человек что-то бубнит. Но всё смешно, и люди, в принципе, рады. Думаю, что ситуация с годами будет улучшаться. Мне не нравится, когда на мои сольники только потому, что я парень из телевизора. А потом сидят с круглыми глазами и заявляют, будто не знали, что услышат такие шутки. Очень хочется, чтобы на комика шли его поклонники, тогда и отклик от публики будет лучше, и комику в этом отношении будет спокойнее, он будет более раскованным. А когда приезжаешь и видишь лёгкий ужас в глазах, всегда думаешь, может, я что-то не так делаю?

— Какие деятели жанра stand-up вас вдохновили, и какое будущее у жанра?
— Самый первый stand-up — это концерт Эдди Мёрфи в 1987 году, потом интернет-сообщество начало переводить и другие концерты. Лично мой самый любимый комик — Джордж Карлин, заслуживает внимания Луи Си-Кей. Будущее есть, думаю, и в России, и на Западе: я не вижу причин, почему этот жанр у нас не сможет прижиться. Наверное, он будет только набирать обороты. Во-первых, это достаточно лёгкий жанр в плане ресурсозатрат — и для комика, и для зрителя ничего особого не нужно. А вся отдача будет зависеть от шуток и тех мыслей, которые комик выдвигает.

— Любимая ваша тема для шуток?
— Я позиционирую себя как жёсткого комика, поэтому любимая тема для шуток та, которая вызывает у зрителей шок. Опять же, я не говорю страшные вещи, но у нас публика и народ достаточно аккуратный. Мы жили в Советском Союзе, когда вообще тяжело было что-либо говорить: что-нибудь сказал — и поехал что-нибудь строить. Я не подбираю слова, я называю вещи такими, какие они есть. Уж извините, но если жопа называется жопой, то я не говорю попа, попка, заднее место или ещё что-то. Если бы мне было 20 лет, я бы стеснялся, но мне 35, я взрослый мужик и не понимаю, почему я должен говорить по-другому.

— Шутки на какую тему у нас в России не заходят?
— Ну не знаю. Наверно, шутки на плохо сформулированную тему. Можно пошутить на любую тему. Понятно, если шутка на лёгкую тему, то публика будет раскрепощённей смеяться, а если шутка будет про церковь, но смешная, то люди, конечно, посмеются, но так, чтобы бог не видел. Вот, кстати, одна из тем. К сожалению, я атеист, и думаю, что я могу шутить про бога, а люди как раз и возмущаются. Я шучу про родителей, которых я безгранично люблю, но я не понимаю, почему про них нельзя шутить, если так оно и есть. А люди в отзывах в интернете и ещё где-то не понимают шутки, но всё равно начинают писать гневные отзывы, типа, как так можно и так далее. Хотя я считаю, что у меня чувство юмора как раз от мамы и от папы.

— Значит, вы читаете отзывы в интернете?
— Периодически. Хочешь — не хочешь, а я зарегистрирован в соцсетях. Не то чтобы я там ночами сижу и смотрю, что пишут двенадцатилетние дети, но иногда что-то всплывает и хочется дать мухобойкой по лицу.

— Девушки, с которыми вы общаетесь, не обижаются на ваш юмор?
— Нет. Просто со всеми девушками, с которыми я общаюсь, у меня нет долгих отношений.

— В свои шутки вы частенько добавляете нецензурную лексику. В обычной жизни разговариваете так же?
— Да. Так же, как и все остальные люди. Более того, я в этом отношении даже правдивее, чем все остальные, честнее. На сцене я веду себя точно так же, как и в жизни. А люди, к сожалению, в обществе начинают строить из себя каких-то графов де Ла Фер, хотя дома или в курилке употребляют эти же словечки. А потом на меня смотрят и спрашивают, почему ты так делаешь? Да потому что вы так тоже делаете.

— Насколько же откровенны ваши шутки? Если вы говорите об истории из жизни, она действительно была с вами или же необязательно?
— Как таковых выдуманных историй нет. Не было такого, чтобы я придумал, что пошёл в Макдональдс — если говорю, что ходил в Макдональдс, значит, я ходил. Понятно, что в каждой шутке есть доля какой-то условности либо гиперболы, но в её основе лежит реальная история. Шутку можно придумать, а чтобы придумать историю, нужно быть потрясающим писателем. Если с нами случаются несмешные истории, то мы их докручиваем до смешных.

— В одном из интервью вы говорили, что шутки пишутся с серьёзным лицом. Почему?
— Потому что это такой же труд, как и любая другая работа. Всё зависит от настроения. Бывает, собираемся с ребятами, ржём и придумываем шутку. А можно просто в душе мыться и придумать шутку. Молча. Не улыбаясь. Мы так же сидим в офисе и придумываем шутки с утра до вечера, у нас есть перерыв на обед, всё как у обычных клерков.

— У вас есть способ вызывания музы?
— Нет такого. Иногда невозможно побороть плохое настроение. Вот оно плохое — и всё. С возрастом понял, что начал реагировать на осень — в этом году была депрессия две недели.

— На что вы отвлекаетесь, если во время мозгового штурма закипают мозги?
— Ничего — слушаем музыку, смотрим кино, идём гулять. У каждого из моей команды свой подход. Кто-то может долго сидеть, я же понимаю, что если сейчас не придумаю шутку, то никого не мучаю, а просто отпускаю и всё. Паниковать по этому поводу — загонять себя в худшие условия. Надо быстро выходить из этого состояния.

— Как вы подбираете людей, с которыми работаете?
— Никак. Они находятся самостоятельно — у нас достаточно открытые условия участия в шоу. В Москве раз в две недели проходят основные вечеринки, между ними — технические вечеринки, где мы проверяем юмор. На эти технические вечеринки может прийти любой желающий, но с подготовленным материалом. Смотрим видео в интернете — если есть потенциально хороший парень, то зовём к себе. Сарафанное радио.

— А есть критерии оценки?
— Смешно. Понятно, что есть разные взгляды на юмор. Но если народ смеётся, значит, человек смешной, он попадает в свою аудиторию. Но если ни мы не смеёмся, ни народ, тогда уже, какой бы гений он ни был внутри себя, он должен понимать, что надо всё-таки рассмешить хоть кого-то. Добавлю, что у нас есть фокус-группа из обычных людей, которые приходят на вечеринки — собственно, по ним мы и ориентируемся.

— Есть ли своя уникальная находка в написании юмора?
— Может и есть, но я не знаю, какая она. Я просто вот так их формулирую, у меня такая биологическая индивидуальность. Опять же формулы нет, чтобы А плюс Б равно шутка. Но существуют какие-то слова. Мы же не сформировавшиеся stand-up-комики, мы тоже только учимся, поэтому каждый раз тоже удивляемся и понимаем, что есть, например, фонетически смешные слова — их вставляешь в предложение, и оно становится смешным. Например, был у меня монолог про дральню — слово дральня просто смешное, но всё должно иметь контекст. Нельзя просто сказать «дральня».

— Как всё начиналось? Может, в детстве участвовали в самодеятельности?
— Ничего такого. Я десять лет служил в армии и думал, что буду полковником на пенсии с квартирой, с женой и двумя детьми и, наверное, у меня будет Renault Logan. Но это тогда, сейчас бы я уже замахнулся на Ford Focus. Но потом в моей жизни появился телеканал ТНТ со своими юмористическими соревновательными проектами, нужно было делать выбор, и я, сидя на кухне, куря одну сигарету за другой, решил, что надо попробовать.

— Родители как к этому отнеслись?
— Очень плохо. Но сейчас уже очень хорошо. Понятно, что когда я увольнялся, они сходили с ума. Так я придумал шутку, что когда я увольнялся из армии, мои родители очень сильно нервничали и беспокоились, но если я сейчас скажу, что вернусь в армию, они будут нервничать и беспокоиться ещё больше. Пока вроде удачный выбор, не знаю, что будет через год: может, я сопьюсь, и вы не узнаете меня в метро.

— Как вы считаете, юмор — это какой-то генетически заложенный фактор, или ему можно научиться?
— Можно, 100%. Но, наверное, если, грубо говоря, в тебе нет природного, генетического, биологического чувства юмора, ты сможешь научиться писать шутки, но они будут очень средние, и успеха ты не достигнешь. В любом юмористе есть своя харизма, и, соответственно, если этой харизмы нет, какие бы шутки ни были, народ просто не будет комику верить.