Почему умным артистом быть трудно?

Просто на определённых этапах жизненного пути происходят встречи, и время, вопреки всем законам причинности, начинает бежать вспять, подобно пущенной в обратную сторону киноплёнке. Потому что этот человек для тебя не просто Иван Иванович Иванов, с которым встретился и разбежался, даже отчетливо не запомнив лица… Этот человек нечто совершенно другое… Он неотрывно «приклеен» к определённым кускам твоей жизни. Стоит увидеть знакомое лицо или просто услышать фамилию — и сразу всплывают целые куски, сцены, эпизоды: в ощущениях, запахах, интонациях…

Капитан Крюк моего детства
Рязанский ТЮЗ середины 60-х годов прошлого века. О, это был особенный театр. С молодой, вечно что-то придумывающей труппой, с удивительными спектаклями, где прямо над первыми рядами зрительного зала парил отважный Питер Пэн… Можете себе представить, какое это производило впечатление на зрителя, который и слыхом не слыхал о компьютерной графике и формате 3D? А щемящий, искренний, «бунтующий» спектакль по пьесе Вадима Коростылёва «Через сто лет в берёзовой роще», спектакль о декабристах, заклеймённый рязанским начальством как антисоветский и запрещённый к показу на сцене практически сразу же после премьеры? На спектакли ТЮЗа тех лет невозможно было купить билеты, а уж попасть на премьеру или генеральную репетицию считалось особой удачей. И одним из всеми признанных лидеров этой незаурядной, яркой труппы был молодой выпускник Щукинского театрального училища Сергей Леонтьев.

Я не помню, когда в первый раз увидел Сергея Леонтьева на сцене. Знаю точно — это было очень давно. Скорее всего, в том самом легендарном «Питер Пэне» в роли капитана Крюка. Но сначала всплыли просто имя и фамилия. В разговорах моих родителей, их друзей, среди которых было много актёров, то и дело мелькало: «Серёжа Леонтьев». Это сегодня я понимаю, что все они тогда были очень молодыми, но казались мне ужасно взрослыми. «Леонтьев сделал то-то, был там-то» — постоянно присутствовало в обыденном «кухонном» трёпе рязанской интеллигенции 60-х. Сегодня его, наверное, назвали бы культовой фигурой. А тогда он был просто Серёжа Леонтьев, которого знали все. Сергей Леонтьев — легенда рязанского театра. Эпоха, начавшаяся в бунтующие 60-е и сумевшая сохранить творческую суть под удушающей болотной ряской застойных лет. В этом году исполняется ровно полвека его профессиональной деятельности. Мы сидим с актёром Рязанского театра драмы, народным артистом России, лауреатом и дипломантом всего, что только возможно, Сергеем Михайловичем Леонтьевым в его гримёрке и вспоминаем это удивительное время.

Обречённые на искусство
— Мы с мамой приехали в Рязань в 1953 году, — рассказывает он. — Я из актёрской семьи и свою сценическую карьеру начал в Иркутском драматическом театре в возрасте пяти лет в «Норе» Ибсена.



Правда, этот первый опыт нельзя назвать удачным — от страха будущий артист залез под стол. Так вот, после Иркутска был сезон в Красноярском драматическом театре, несколько лет в Новосибирске, и вот Рязань.
Он был обречён на актёрскую профессию. А на что ещё может рассчитывать мальчик, с детства вдыхающий отравленный воздух кулис, настоянный на многовековой смеси аплодисментов и слёз, сломанных судеб и оглушительного успеха, растоптанных самолюбий и неимоверных амбиций? «Вырос в театре» — фраза, часто встречающаяся в актёрских биографиях. Однако в случае с Леонтьевым это отнюдь не метафора. Театральное общежитие во все времена мало чем отличалось от закулисья — те же разговоры, тот же запах пудры и грима. Детские игры на театральном дворе, вечные актёрские байки — сказки и мифы, где действуют титаны и герои, одним жестом, взглядом, поворотом головы заставляющие зрительный зал плакать и смеяться.

— Мама подсовывала мне книжки по физике и математике, — вспоминает Сергей Леонтьев. — В принципе, мне самому нравились точные науки. Но школьный драмкружок, а потом народный театр всё расставили на свои места.

Театр… Сколько сломанных судеб, похороненных самолюбий, изуродованных жизней. И всё равно каждый год в эту коварную и прекрасную жизнь бросаются всё новые и новые молодые люди, полные сил, талантливые. Уверенные, что именно им удастся вытащить тот самый счастливый лотерейный билет актёрской удачи. Кто может сказать, что ждёт их за такими желанными кулисами? Хватит ли сил выстоять, сохранить себя в этом жёстком, жестоком мире? Они или сломаются, возненавидят то, что ещё вчера так боготворили, и уйдут в нормальные человеческие профессии. Или, что гораздо хуже, не найдут в себе сил и останутся в театре, никому не нужные, вызывающие только жалость.
— Театр — искусство эфемерное, — уверен Сергей Леонтьев. — Вчерашний успешный спектакль нельзя повторить. Нужно каждый день выходить на сцену и доказывать, что ты можешь сегодня, здесь и сейчас.

Справедливости ради нужно отметить, что он действительно честно сопротивлялся судьбе. Видимо, трагичность профессии, хорошо знакомая с детских лет, сидела в подкорке, пугала и отталкивала. Но от судьбы разве убежишь?

Решимости не хватило…
Щукинское училище начала 60-х. Андрей Миронов, Николай Волков — однокурсники Сергея Леонтьева. Звёздные имена можно было бы перечислять и дальше. Только зачем? Леонтьев самодостаточен и не нуждается в извечном: «А знаешь, с кем я учился (работал, выпивал, трепался за кулисами)?» После училища мог остаться в столице, но отсутствие московской прописки (было в советское время такое обязательное условие работы в Москве) помешало. Хотя думаю, что это отговорка. Многие успешно решали эту проблему различными способами. Ну мог в конце концов фиктивно жениться… Не захотел.
— Решимости не хватило, — грустно и в то же время хитро улыбается Леонтьев. Тоже отговорка. Решимости у него хватает. Не один и не два раза будущий народный артист в пух и прах переругается с театральным начальством, главными режиссёрами, директорами, бросит обжитой рязанский быт и уедет в другие театры. И снова возвратится в Рязань. Видимо, есть в нашем городе нечто притягательное, не отпускающее надолго, подпитывающее творческую душу.

С Пушкиным по Рязани
— Рязань давно стала для меня родной, — признаётся Сергей Леонтьев. — С этим городом связано столько, что объяснить свои чувства словами практически невозможно. Не буду говорить о кремле, об удивительном архитектурном ансамбле, красивом в любое время года. Нет, красивый не то слово… Это какая-то особенная духовная субстанция, дающая возможность восстанавливаться, даже когда ты очень устал или просто в дурном настроении.

А театральное здание? Я имею в виду старое здание, где сегодня находится ТЮЗ (когда мы с мамой приехали в город, это был театр драмы). Уникальное театральное пространство. Одно из первых в России зданий, построенных как профессиональный театр. Там такая акустика, что можно говорить шёпотом — и тебя будет слышно в любом конце зрительного зала. Мы, когда приезжали на гастроли, несколько дней должны были привыкать, что нужно форсировать голос. А сам зал? Уменьшенная в несколько раз точная копия Большого театра. Говорят, когда там делали первый капремонт, то под полом обнаружили специальные пустоты, создающие особый акустический эффект.
А деревянные рязанские улочки, которых, к огромному сожалению, с каждым годом становится всё меньше? Осенью, в сентябре, кажется, что дерево светится изнутри, и если притронуться к нему ладонью, можно почувствовать живой ток истории. На этих улочках так хорошо гулять, в голове сами собой всплывают пушкинские строки…

Возможно, во время этих прогулок и рождались многочисленные поэтические композиции, с которыми Сергей Леонтьев выступает уже почти полвека. А с Пушкиным у него вообще особые взаимоотношения. В середине 70-х Леонтьев сыграл гениального поэта в спектакле драматического театра «Бал». Это был неожиданный Пушкин — трагический. Блондинистый, не похожий на растиражированный хрестоматийный образ как внешне, так и внутренне.
— У меня была задача оживить легенду — до сопереживания, до подлинного сострадания к человеку, которого, как и многих российских поэтов, растаптывали. Как Есенина, Лермонтова, того же Высоцкого… Вот это главное! А играть, как поэт сочиняет стихи? Но ведь это тайна. И нельзя туда лезть, нельзя!.. И ещё меня держала в спектакле мысль о том, что Пушкин — гений добра. Ведь у Пушкина нет нигде зла. У него злого героя даже нет.

Горе от ума?
Как рассказать об актёре? Как вообще рассказать о театре? Что остаётся после того, как спектакль сыгран, зрители разошлись по домам, а он сидит один в гримёрке и смотрит в зеркало, которое безжалостно отражает прожитые годы, роли, судьбы? Что это за профессия такая, не оставляющая ничего материального? Лишь эфемерное ощущение прекрасной, но недостижимой мечты, до которой так хочется дотянуться из зрительного зала. Но погасла рампа, прошелестел занавес, и всё — чудо кончилось. А что остаётся?
— Остаётся тревога, — считает народный артист России Сергей Леонтьев. — Тревога, что не успел, не сделал, не смог. Остаются мысли, которые не дают уснуть. О том, что можно было лучше, что зал сегодня был тяжёлым, что партнёр был занят чем-то посторонним и не понял, не почувствовал, и сцена, которая всегда удавалась, «пролетела» мимо зрителей.

— Сергей Михайлович, трудно быть думающим актёром?
— Очень…

Есть такое расхожее утверждение: хорошему артисту мозги только помеха. Конечно, как и любой стереотип, этот штамп грешит излишней категоричностью, хотя есть в нём немалая доля истины. Одно из главных актёрских качеств — наивность. Именно она позволяет искренне поверить в происходящее на сцене. «Истинность страстей в предполагаемых обстоятельствах», — писал бесконечно любимый Сергеем Леонтьевым Пушкин. И тут «мозги», рациональность только мешают, сковывают душу, тормозят чувство. Только очень немногие способны сочетать способность к анализу и эмоциональную открытость. Леонтьев из них. Из немногих… Он обладает редким качеством: при внешней открытости и простоте общения остаётся загадкой, тайной… Не разменивается на богемный пустопорожний трёп, ненужное и выхолащивающее «решение мировых вопросов».



Ещё в самом начале своего театрального пути Сергей Леонтьев окончил режиссёрский факультет своего родного Щукинского училища. За плечами не один десяток поставленных спектаклей — вполне профессиональных и успешных. Но окончательно в режиссуру так и не ушёл. Опять, как и в случае с московской пропиской, решимости не хватило? Не думаю… Тут всё гораздо сложнее.

Леонтьев — безусловно и абсолютно человек театра. Театра как древнейшего сообщества, где стираются грани времён, национальностей и границ. И Актёр (именно так, с большой буквы) вбирает в себя все театральные профессии, как это было во времена Мольера и Шекспира. И полвека Народного артиста России Сергея Леонтьева на профессиональной сцене ещё раз подтверждают правильность этой древней истины.

Беседовал Михаил Колкер