Алексей Фролов: «Многие мечты уже исполнились»

Но, критикуя журналистов, люди зачастую не вполне представляют, чем живут, на что ориентируются и как смотрят на мир те люди, чьи статьи и сюжеты так активно обсуждаются на кухнях, в офисах и на улицах. Сегодняшний гость «Нерабочего настроения» – одна из самых бескомпромиссных и неординарных фигур регионального медиасообщества, главный редактор рязанского выпуска «Новой газеты» Алексей Геннадьевич Фролов.

Маленькая потеря для агропрома
– Кем Вы хотели стать в детстве?
– Учителем, как дедушка, который много вложил в моё воспитание. А потом – журналистом-международником. С детства любил просматривать телепередачи «Сегодня в мире» и «Международная панорама». Так что детские мечты, пусть частично, но сбылись (смеётся).

– Любовь к взрослым передачам не мешала участию в детских играх на воздухе?
– Ничуть. Я любил играть в футбол и в хоккей, конечно же, на дворовом уровне. Ходили за линию железной дороги плавить свинец и гудрон. Вечером жгли костры и пекли картошку.

– Как Вы делали свои первые шаги в журналистике?
– В 1995 году три друга принесли в редакцию самой популярной тогда в городе «Вечерней Рязани» свои вирши, заметки и забавные, как нам казалось, истории. Если бы Вадим Михайлов (редактор «Вечёрки» в 1991-1999 гг.– прим. ред.) завернул все эти юношеские опусы, то трудно сказать, как сложилась бы моя судьба. Что ни говори, а роль личности – великая вещь. Я очень благодарен Жене Зызину, который в 1998 году пригласил меня руководить службой новостей телекомпании «Эхо». Те почти три года, что я проработал на телевидении, помогли многое понять в нашей профессии, многому научиться. Я признателен Мише Комарову, который в своё время познакомил меня с главным редактором федеральной «Новой газеты» Дмитрием Муратовым.

– Вы уже упомянули о роли деда в Вашем мировоззренческом становлении. А какие качества Вы прежде всего позаимствовали у своих родных?
– Думаю, что большинство Ваших гостей отвечают: честность и порядочность. Все это верно, но я хотел бы конкретизировать. С детства меня учили не обманывать людей и не бояться пострадать за правду (улыбается). Это у меня от мамы.

– Любопытно, что первое высшее образование у Вас сугубо техническое, далекое от той профессии, к которой Вы имеете прямое отношение с 17 лет.
– В школе я был классическим гуманитарием, увлекался литературой, историей, географией. Мама хотела, чтобы я учился на только что открывшемся тогда юридическом факультете педуниверситета, но поступить туда без связей было очень сложно, а маминых денег мне было жаль. Труд учителя в середине лихих 90-х меня не прельщал. Медицинские и радиотехнические специальности также меня не привлекали. Сельхозинститут был выбран исключительно по территориальному признаку – ближе к дому. Так что учёба, мягко говоря, не доставляла мне наслаждения. Но это вовсе не вина преподавателей, просто технология конструкционных материалов, «вышка» и сопромат – не моя стихия.

Причины неудач ищите в себе
– Люди, рождённые во второй половине 70-х годов прошлого века, принадлежат к весьма своеобразному поколению. При той советской жизни они были ещё подростками, но пора созревания пришлась на слом прежнего строя и массовую переоценку ценностей. Какая из этих двух эпох Вам ближе?
– Нынешняя. Я вряд ли вписался бы в советскую действительность с её жёсткими рамками и достаточно мощным аппаратом подавления независимой личности. Жизнь, где больше запретов, чем разрешений, скучна и бесперспективна. Но это мое сугубо личное мнение. Миллионы людей успешно встраивались в ту действительность, самовыражались в различных областях, исполняли собственные, порой даже несбыточные на первый взгляд мечты. Те, кто изо всех сил стремился увидеть мир, делал это. Речь не только о партноменклатуре, журналистах, представителях богемы. Другом нашей семьи в своё время был наладчик оборудования на Рязанском станкозаводе, в 80-годах он побывал на пяти континентах. В конце концов, тех, кто ходил в церковь 25-30 лет назад, за это не арестовывали и не снимали с работы. Не надо демонизировать позднее советское время! С другой стороны, идеализировать этот период столь же глупо. Согласитесь, гражданам самой обеспеченной ресурсами страны унизительно ездить в столицу за колбасой, бананами, школьной формой! Отстоять приличную очередь, чтобы купить то, что сейчас продаётся в самом затрапезном магазине!

– Реформы 90-х не только породили класс успешных предпринимателей, но и выбросили миллионы людей на обочину жизни.
– Это тоже страшная правда, поэтому я и не люблю смаковать различные социально-бытовые «ужасы» жизни в бывшем СССР. В последние годы я и сам ощущаю некий доселе неведомый мне застой. В собственном профессиональном развитии, наверное, напоминающий общее состояние экономики в эпоху Брежнева (смеётся).

– Без влияния кризиса тут наверняка не обошлось.
– Причины собственных трудностей и неурядиц нужно искать в себе. Финансовый кризис – лишь один из внешних факторов. Он прогнозировался, был ожидаем. Это, если хотите, испытание. Для кого рублем, для кого и долларом. Унывать смысла нет, нужно исправлять недоработки.

Журналисты и журналюги
– От сугубо личного перейдём к общественному. К журналистике давно прилепили ярлык «четвёртая власть», но отношение к этой профессии в социуме как минимум такое же неоднозначное, как к чиновникам, депутатам или судьям. В чём основная проблема нынешней отечественной и региональной журналистики?
– В непрофессионализме. У нас довольно часто бывает, когда человек, умеющий складывать слова в предложения, мнит себя журналистом. А на самом деле это неуклюжая попытка самовыражения, имеющая отдалённое отношение к нашей профессии. Многим не хватает главного – навыков добычи и обработки информации. Прекрасно, что сейчас есть Интернет, но когда амбициозные мальчики и девочки слепо копируют оттуда новость, закрывая глаза на исходную фактуру и имеющиеся неточности в первоисточнике, к людям поступает халтурно выполненная дезинформация.
Я иногда просто поражаюсь, когда некоторые выпускники отделения журналистики просят редактора дать ему тему. Чему вас, господа, учили в течение пяти лет? Сюжеты встречаются на каждом углу. Поскользнулся человек на мерзлой лестнице или на тротуарной плитке – случай неприятный, дающий повод для написания нескольких ярких разноплановых материалов. Избили соседа менты, банки не снижают ставки по ранее взятым кредитам – чем не журналистские расследования? Мелко? Ну, давайте плодить евсюковых и кормить зажравшихся банкиров и коммунальных баронов...

– Ваши претензии касаются и телевизионщиков?
– Безусловно. Недостаток профессионализма и здоровой конкуренции ощущается и на местном телевидении. Я был по-детски горд, когда десять лет назад руководитель информационной службы ГТРК «Ока» Нина Алёшина не отпускала домой своих корреспондентов до тех пор, пока не закончатся новости «Эхо». И говорила им в назидание: «Вас десять, смотрите, как можно делать новости вчетвером». Мне было двадцать два, и заслужить такую оценку своего первого «руководящего» опыта от одной из основательниц регионального информационного телевещания было весьма почётно. Мы с ребятами были настоящей командой: чувствовали драйв и азарт соревнования в подаче новостей каждый день. Конечно, на первых порах мне, пришедшему из газетной журналистики, было очень сложно. Телевизионщики – народ тщеславный, их надо влюбить в себя. На первых порах подчинённые даже придумали мне кличку «агроном» из-за моего сельхозовского диплома. Увы, на нынешних рязанских телеканалах высока текучесть журналистских кадров, многие перспективные специалисты уехали в Москву. Безусловно, там есть и талантливые ребята, но их надо мотивировать.

– Насколько справедлив ярлык «продажная пресса», который то и дело приклеивают на многих из наших коллег по цеху?
– Скажите, а кто не продажный? Женщина с окоченевшими руками, торгующая на морозе рыбой, рабочий, продающий свои руки, а заодно и здоровье? Независимая пресса – это абсурд, журналист может быть свободным или несвободным в соответствии со своими морально-нравственными убеждениями. Если идёшь на какие-то компромиссы, тогда пиши «мнение редакции может не совпадать», «на правах рекламы» либо ставь рубрику «выдуманная история».

Поражённый Сибирью
– По традиции несколько личных вопросов. Ваши любимые блюда?
– Любимая кухня – это домашняя еда, которую готовит жена или мама, то есть то, к чему ты привык. Если говорить о каких-то оригинальных блюдах – это жареные бананы в различных вариациях с мясом.

– Из безалкогольных напитков что предпочитаете?
– Квас. Деревенский ядреный самодельный квас с пеной, которая готова убежать из кружки.

– А что ближе из алкоголя?
– Мне все ближе становится умеренность в употреблении спиртных напитков, хотя я в них неплохо разбираюсь. Нашему обществу давно пора прекратить возводить в культ разного рода возлияния. От алкоголя в нашей стране происходит слишком много бед. Пугает возрастающее женское пьянство, сериалы, которые вольно или невольно пропагандирует разгульный образ жизни. С другой стороны, мы далеко не самая пьющая в мире нация, но в этом не надо тягаться с шотландцами и ирландцами. Генофонд нужно спасать!

– Вы немало путешествовали по стране и миру. А какая из поездок запомнилась больше всего?
– Наверное, три дня, проведенные в тайге, на острове, что находится при слиянии Малой и Большой Оби. А потом обратный путь в Рязань, когда перед глазами проходят сибирские города, Урал, Казань, множество селений и деревень. Европейскую и азиатскую части нашей огромной страны до сих пор соединяют лишь две узких федеральных трассы, причём одну из них строили по ширине с таким прицелом, чтобы на ней без труда могли разъехаться два танка – и всё. Незабываемые ощущения, когда рядом проносится указатель «Музей-усадьба Григория Распутина – 1 км», а расстояние между ближайшими населёнными пунктами достигает 500 км! Постоянно изумляют контрасты: в гипермаркете шоколадный батончик стоит 15 рублей, в аэропорту – 80. А оба продавца покупают его по 10. Год назад побывал в Западной Украине и ощутил ещё один впечатляющий контраст: цыганско-патриархальный Мукачев и лакированный европейский Ужгород находятся в 40 километрах друг от друга, а это два совершенно разных города. Белоруссию у нас принято упрекать в совковости, но когда видишь мощёные улицы провинциальных (!) городков и фасады домов, ухоженные как снаружи, так и изнутри (тротуарной плиткой отделаны даже площадки для бытовых отходов), думаешь, что СССР – это у нас, а не у них. Что же касается дальнего зарубежья, то наиболее яркие воспоминания остались о первой загранпоездке (в Турцию 10 лет назад), о Штатах и Венеции. За границей в последнее время удручает отсутствие колорита и засилье глобализации.

«Я – русский националист»
– Как Вы относитесь к фразе Оскара Уайлда «Патриотизм – последнее прибежище негодяев»?
– Автор этого афоризма был личностью весьма спорной и неоднозначной. Чтобы начать отвечать на Ваш вопрос, приведу слова не менее известного и противоречивого писателя Константина Паустовского: «Патриотизм начинается с глубокого изучения своей Родины». Быть патриотом, знать, какой была твоя земля сто, двести, триста лет назад, выяснить, что было раньше на том месте, где сейчас стоит твой дом, кто были твои предки, – это хорошо, быть националистом – здорово. Я – русский националист, совершенно не приемлющий ксенофобии и ненависти к другим народам. Я люблю русскую литературу. Восхищаюсь нашим языком. Русские учёные, несмотря на слабое знакомство с патентным законодательством, сделали массу открытий, изменивших мир. Русским быть почётно, как и татарином, украинцем, башкиром, цыганом или евреем. Но издеваться над людьми других наций только за то, что они принадлежат к иной нации или вере – кретинизм и мракобесие.

– Алексей, есть ли у Вас настольная книга?
– Как ни банально, это книга книг, дающая нравственные ориентиры любому христианину.

– А если обратиться к произведениям более позднего периода?
– Из поэтов мне с юности очень близок Есенин, из писателей – Толстой. Но каждую книгу нужно прочесть своевременно. В школе довольно часто отбивают вкус к классике. Наверное, с возрастом по-иному оцениваешь многих авторов. Недавно открыл книгу «Мастер и Маргарита», которую прочитал ещё в школе, – не вдохновляет. С другой стороны, когда есть возможность, захожу с друзьями в знаменитый булгаковский дворик на Большой Садовой. Здесь ощущаешь удивительную сопричастность той атмосфере, которая царит вокруг. Я не поклонник всякой мистики, но во время одного из таких вояжей ровно в полночь перед нами появился чёрный кот, как я потом узнал, тот самый Бегемот, который живёт под присмотром нынешних смотрителей музея.

– Насколько мне известно, Ваши музыкальные пристрастия весьма многогранны?
– С нынешним бурным развитием музыкальной индустрии, которое идёт даже не по сугубо рыночным, а по каким-то загадочным математическим законам, мои вкусы уже попахивают нафталином. Классический русский рок, четыре альбома Doors и несколько десятков любимых песен Beatles и Rolling Stones слабо вписываются в большинство современных рейтингов популярности.

– Есть ли у Вас в жизни какие-нибудь сокровенные мечты?
– Многие мои мечты уже исполнились. Я хотел работать на телевидении и оказался там, причём мне довелось трудиться в связке с таким мэтром, как Валерий Майоров, общаться с Александром Любимовым, Виктором Шендеровичем. Мечтал работать в «Новой газете», с Юрием Щекочихиным – и этому тоже суждено было сбыться. Гибель Юрия Петровича была для меня глубоким личным горем. Если возвращаться к мечтам, то они у меня почти несбыточные. Хочу, чтобы люди мирно жили друг с другом и не били лицо ближнему за то, что не дал закурить или не так взглянул на тебя. Ну и как человек, который смотрел на этот мир через объектив телекамеры, мечтаю снять кино.

Денис Абраков