Объективная реальность Адольфа Ротта

Этот человек, несмотря на почтенный возраст, возглавляет уникальное производство и уже несколько лет работает без отпусков. Наш сегодняшний собеседник – директор ООО «Вакуумные технологии» Адольф Тимофеевич Ротт.

«Бомбежки помню как сейчас»

– Откуда Ваши корни? Расскажите немного о своих родителях.
– Мои родители – выходцы с Украины, а если точнее – из Запорожской области. И папа, и мама росли в больших еврейских семьях. Еврейским детям до революции всегда давалось двойное имя. Например, папу при рождении нарекли Тевье-Мейр. Он участвовал в гражданской войне, но называть его полным именем командирам и сослуживцам было несподручно. Так папа стал Тимофеем. После войны отец попал в Среднюю Азию, как он лукаво выражался, «для развития торговли на востоке». Именно там они поженились с мамой и у них родились дети: я в Самарканде, старшая сестра – в Ката-Кургане.

Когда во второй половине 30-х годов начался процесс разукрупнения Московской области, подразумевавший ее деление на несколько административных единиц, отца направили работать в «Трансторгпит», который занимался торговлей на железной дороге. Потом была война, где папа дошел до Эльбы и участвовал в знаменитой встрече с американцами. После возвращения домой он продолжал работать в торговой сфере, был коммерческим директора торга вплоть до ухода на пенсию.

Совещание на заводе электронных приборов

– С чем у Вас ассоциируются военные годы?
– В июле папа отвез нас к брату мамы в Челябинск, затем мы переехали в небольшой город Шумиху. И вдруг неожиданно в ноябре мы вернулись в Рязань. Я отчетливо помню бомбежки, и то, как мы прятались от них во дворе.

– Где Вы тогда жили в Рязани?
– На улице Радищева в доме 47 напротив обкома партии (сейчас в этом здании располагается администрация города). А двухэтажный деревянный дом, где прошло мое детство, стоит до сих пор. Это была обычная для той эпохи коммунальная квартира, общий туалет находился в конце двора. Папа лишь со временем сделал ванну и канализацию. На нашей улице упало две бомбы, примерно в 100 и 200 метрах от главной цели немецкой авиации – обкома партии. Я помню, как диверсанты из своих ракетниц освещали это здание для германских самолетов. Стоит отметить, что фашистские части, двигавшиеся на Рязань, были оторваны от основных сил, стремившихся взять Тулу. Если бы наступление на город было более массированным, то защитникам пришлось бы нелегко – Рязань охранял лишь один полк НКВД. Но после того, как в дело вступила 10-я армия, враг был отброшен.

– Что было главным развлечением детей военной поры?
– Основной задачей и одновременно забавой для пацанов тогда был сбор осколков от бомб. Потом мы хвалились друг перед другом: у кого трофей больше и красивей.

– Вы хорошо помните 9 мая? Как началось это всеобщее ликование?
– В 3 часа ночи после официального сообщения о капитуляции город очень быстро наполнился радостью. Вся улица и площадь Ленина были запружены народом. Абсолютно незнакомые люди обнимались и целовались друг с другом. Атмосфера вселенского ликования была всюду.

Егоза с золотой медалью

– В школе Вы были прилежным учеником?
– Тогда мальчики и девочки учились раздельно. Я в 1952 году окончил 4-ю мужскую школу с золотой медалью. Но слыл редкостным егозой, что не мешало мне быть комсомольским вожаком и членом совета школы.

С коллегами из Саратова

– Вы считаете правильной такую форму, как разделенное обучение?
– В школьные годы мне это не нравилось. Присутствие девочек дисциплинирует парней, особенно тех, кто любит разного рода проказы. Тогда и отношения между полами были совсем иными, нежели сейчас. В рамках школьного факультатива нас обучали этикету и танцам, причем не только различным фигурам, но и тому, как пригласить даму и как отблагодарить ее после того, как музыка закончилась. Мы танцевали мазурку, вальс, менуэт, па де грас, па де труа, перечислять можно долго. Когда мы встречаемся с выпускниками, я поднимаю первый тост за Александру Владиславовну, которая вела тот факультатив. Она научила нас жить и быть людьми.  

– Был ли заметен контраст в облике города 40-50-х годов?
– До войны в Рязани, которая лишь в 1937 году получила статус областного центра, проживали 86 тысяч человек, и это был во многом патриархальный город. На мой взгляд, серьезный толчок к развитию Рязань получила с приходом на пост первого секретаря обкома Алексея Николаевича Ларионова. Город действительно преобразился, как в промышленном отношении, так и в архитектурном.

– Окончив школу, Вы уже знали, куда будете поступать?
– Меня очень интересовала техника, и каких–либо альтернатив не было. В 1951 году по указанию Сталина в Рязани и Таганроге были созданы два радиотехнических института. Это было время бурного развития электроники и радиотехники. Так как я закончил школу с золотой медалью, то достаточно было пройти собеседование, по итогам которого меня зачислили в институт. Тогда были негласные квоты на поступление по национальному признаку, и ваш покорный слуга оказался единственным евреем из 320 студентов первого курса. Мой одноклассник Данька Клейман был гораздо талантливей, но его не приняли. Конечно, чувство глубокой обиды присутствовало. 

– Тогда Вы чувствовали какие–то антисемитские настроения?
– Нет. Ни в школе, ни в институте. В моем окружении национальная принадлежность не выпячивалась, женился я на русской, тем более что знакомых еврейских девушек в юности у меня не было. Про пятый пунктик в анкете мне напомнили только один раз в 1968 году вскоре после окончания шести­дневной войны Израиля и Египта. Тогда я занимал уже серьезную должность на заводе электронных приборов и одновременно читал лекции коллегам о международном положении. Лектор ЦК КПСС на инструктаже, отвечая на вопрос о причинах побед израильтян, отметил низкую боеспособность армий мусульманских стран и хорошую оснащенность израильских войск вооружением из Германии, США и Франции. Такими же словами я и объяснил своим сослуживцам неудачный исход войны для наших союзников. Чуть позже вашего покорного слугу вызвал главный инженер и пояснил, что партком приписывает мне сионизм и восхваление противника. Стоял вопрос об исключении из партии, но мой высокопоставленный коллега, к счастью, разъяснил ретивым товарищам, что Ротт всего лишь излагал точку зрения ЦК. Вот такая история.

На отдыхе в Крыму

– Вернемся к студенческим годам. Вам было интересно учиться?
– Очень, хотя зачастую мы были отпетыми балбесами и сдавали экзамены в последний день. Уровень преподавания был блестящий. Как сейчас помню, мы достраивали нынешнее здание военной кафедры в качестве подсобных рабочих. Когда мы отмечали очередную годовщину выпуска, из 320 человек могло приехать только 20. Прошло 55 лет, сами понимаете...

От «почтового ящика» до вакуумных технологий

– А куда Вы попали по распределению после окончания института?
– На Рязанский радиозавод. Но тогда уже были предпосылки к изменению в семейном положении, и я знал, что жилье на этом предприятии получить практически невозможно. Близким другом моего отца был директор завода электронных приборов (тогда он назывался почтовый ящик № 4 и работал целиком на оборонную промышленность) Владимир Владимирович Киселев. По протекции отца я и попал на предприятие, которому отдал больше сорока лет жизни.

– Вы наверняка работали с высоким допуском к секретным материалам и за границу Вас не пускали?
– Выехать был очень сложно. Первый раз я попал в ГДР как лучший рационализатор года. Конечно, контраст в уровне жизни, порядка и в раскрепощенности общества был разительный. В ГДР, если участок леса или лужайки был огорожен, а на нем росли белые грибы, ни один немец не осмелился сорвать их. Еще один интересный пример. Помню, в Болгарии на Солнечном береге мне довелось наблюдать праздник морского флота. Мы сидели за столиками, а за соседним столиком сидел… лидер страны.. Тодор Живков. Никакой охраны первого лица я не заметил.

– Чем Вы непосредственно занимались, работая на «почтовом ящике №4»?
– Трудился на стыке электроники и радиотехники, участвовал в испытаниях и внедрении электровакуумной техники. Так как мы работали на оборонную промышленность, углубляться в детали некорректно. Когда в начале 90–х годов мы попали под каток конверсии, лишь 8 процентов производства приходилось на общегражданские цели. Но завод не смог адаптироваться к рыночным условиям, и в 2000 году предприятие прекратило существование

– Еще до этого события Вы покинули завод электронных приборов …
– В 1997 году меня пригласил Владимир Иванович Веретенников на должность главного инженера фирмы «Интеркросс». Телекоммуникационная техника – не моя стихия, но образование, полученное в радиоинституте, было настолько фундаментальным , что перестроиться было не так уж и сложно. Обидно, что от знаменитой на весь мир советской системы образования мало что осталось. Когда-то представители западных стран ездили у нас учиться, а теперь мы заимствуем их идеи, бездарно забывая о собственных разработках. Например, основа для международной системы менеджмента качества ISO 9000 была когда–то разработана специалистами из Саратова.

– Чем Вы занимались после «Интеркросса»?
– Начнем с небольшой предыстории. В начале 90–х годов, работая на заводе, я участвовал в создании производства дугогасительных камер.

– Что это такое?
– Керамическая оболочка, внутри вакуум, два контакта соединены и когда возникает короткое замыкание, контакты раздвигаются с помощью исполнительного элемента. Это устройство применяется в любой подстанции, исполнительным элементом является выключатель.В 1999 году меня отыскали ведущие разработчики дугогасительных камер из расположенного в Москве всероссийского электротехнического института. В октябре 1999 года было создано общество с ограниченной ответственностью «Вакуумные технологии», директором которого я являюсь и по сей день. Основной профиль нашего предприятия – производство элементов и устройств на их основе для электротехнической промышленности, которые используются для нормального функционирования подстанций.

Притяжение шахмат

– Теперь несколько традиционных вопросов в режиме блиц. Вы четыре года возглавляли областную федерацию шахмат. Как начался роман с этим видом спорта?
– В 1948 году папа привел меня во дворец пионеров. Мне очень повезло, потому что руководителем шахматного кружка был Сергей Александрович Романович. Он знал три иностранных языка, писал стихи, прекрасно разбирался в истории. У меня до сих пор сохранились синхронистические таблицы, которые он вел. Например, 800-й год нашей эры. В табличном формате представлено, что происходило в этом момент в различных европейских странах в сфере культуры, экономики, политики. Такие таблицы строились на каждые 50 лет. Сергей Александрович, до того как попасть в Рязань, отсидел срок в куйбышевском лагере, и ему запрещено было жить в столице. Все свои знания и опыт он бескорыстно отдавал нам, кроме того, воспитывал в нас общую культуру 
В 1954 году я стал чемпионом города по шахматам, имел хорошие перспективы, но директор завода, куда я пришел в 1958 году, поставил меня перед выбором: или шахматы, или профессия инженера. Я выбрал второе, хотя периодически устраивал различные турниры, сам участвовал в соревнованиях, получил квалификацию международного арбитра. Но по большому счету шахматы остались как хобби.

– А еще одно Ваше хобби – это филателия.
– Вы правы. Причем речь идет не только о марках, но и о спецгашениях, конвертах первого дня, картмаксимумах.

– Что составляет гордость коллекции?
– Например у меня есть спецгашение, посвященное первому международному турниру в Москве, который прошел в 1936 году в Москве.

– Для Вас существует такое понятие, как отпуск?
– Я уже лет семь не был в отпуске. В нашей маленькой компании существует определенный ритм, выплата налогов, зарплат, погашение кредиторской и дебиторской задолженности Больше чем на две недели уехать сложно.

– Какое Ваше жизненное кредо?
– Жить по потребностям, а они у меня достаточно скромные. У нас обычная добротная сталинка, садовый домик площадью 50 метров, личного автомобиля нет (у детей вазовская «семерка»). Нет у меня и страсти к накопительству. Нужно уметь ставить реальные цели. Чтобы заниматься серьезным делом, необходим тщательный анализ и адекватная оценка обстановки