Врачебная одиссея Сергея Исакова

Наш герой удостоен многих престижных наград и знаков отличия, любит рыбалку, хорошо говорит по-португальски и хочет, чтобы внучка продолжила врачебную династию. Сегодняшний гость «Нерабочего настроения» — председатель комитета по социальной политике и демографии Рязанской областной Думы Сергей Алексеевич Исаков.

Пример отца

— Вы с детства мечтали стать врачом?
— В школе, работая над сочинением на тему «Кем ты хочешь быть?», я написал, что хочу стать шахтёром, так как меня всегда привлекала физическая работа, в частности, труд угольщика.

В школе я много занимался спортом: волейболом, баскетболом, футболом, гимнастикой. Это было едва ли не основным способом проведения досуга. Телевизоров тогда не было. Первый раз телевизор мы смотрели в Доме пионеров.

— Вы учились в сельской школе?
— Я родился в деревне Клетино Касимовского района, но когда мне был год, семья переехала в Спасск, где отцу предложили работать в центральной районной больнице. Именно в этом райцентре я рос и учился.

— А как Вы оказались на медицинской стезе?
– Я пошёл по стопам отца, который внушил мне любовь к врачебному делу. В старших классах я уже активно готовился к поступлению в мединститут, серьёзно работал над книгами, неоднократно занимал высокие места на олимпиадах по химии.

— Назовите наиболее яркое воспоминание детства.
— Для кого-то это подвижные игры, а для меня — раннее приобщение к физическому труду. Моя мама в то время работала директором детского комбината, и я, ещё будучи школьником, помогал разбирать печки при переходе с печного на паровое отопление. Бывало, разгружал баржи с мукой для хлебокомбината.

— Почему выбрали такую редкую специализацию, как дерматовенеролог?
— Мой отец хоть и был фельдшером, но много лет работал вместе с врачом-дерматовенерологом, а после того, как этот специалист ушёл, принимал больных подобного профиля самостоятельно. Папу высоко ценили, и когда в 1980 году мне предложили ординатуру, главврач Спасской ЦРБ поставил условие: если твой отец вернётся к врачебной практике, то он меня отпустит.

— Вы неплохо сочетали врачебную практику и научную деятельность. Чем вас привлекал труд учёного?
— Я всегда стремился анализировать свою собственную деятельность, её результаты, причём эти изыскания начались ещё в ординатуре.

Мозамбикская закалка

— А как в самом начале 80-х вы, ещеёмолодой специалист, попали в Мозамбик?
— До этой поездки я шесть лет работал в Спасской центральной районной больнице, и мне хотелось чего-то нового. Поначалу я собирался поехать на Дальний Восток, но там было очень сложно устроиться. Потом мне предложили несколько стран на выбор, причём все эти государства — Никарагуа, Афганистан, Мозамбик — были в то время горячими точками. Я выбрал Мозамбик. Целый год шла проверка, в том числе и на уровне ЦК партии. При этом партийная принадлежность врачей особенно не афишировалась, такая вот была конспирация.

Мы работали в Мозамбике в весьма самобытную эпоху, когда в стране сменилось несколько генеральных секретарей, а с приходом к власти Горбачева, наряду с перестройкой, началась и печально знаменитая антиалкогольная кампания.

— Её раскаты докатились и до юга Африки?
— У нас тоже пытались создавать комитеты борьбы за трезвость, и весь алкоголь, имевшийся в распоряжении аппарата экономических советников нашего торгпредства, был изъят.

–  В чём состояла ваша основная задача в этом африканском государстве?
— Я был начальником дерматовенерологической службы в столичном госпитале в Мапуту. Госпиталь был рассчитан более чем на 1000 коек. Всего в нём работало более 130 врачей, из них 30 специалистов — из Советского Союза. Но на руководящих постах были лишь двое граждан нашей страны — я и начальник аптеки. Руки наших хирургов и акушеров-гинекологов ценились очень высоко, хотя в госпитале работали специалисты из США и Южной Африки, в том числе и человек, делавший одну из первых операций по пересадке сердца. Что же касается наших терапевтов, то в Мозамбике, который раньше был колонией Португалии, были несколько другие диагностические установки и методы лечения. Там, где наши врачи применяли пенициллин, мозамбикские коллеги использовали более эффективные антибиотики. Я старался не быть категоричным, присматривался к методикам, которые используют коллеги, но как директор мог принять окончательное решение по применению того или иного препарата.

— Чувствовалось ли, что Мозамбик являлся горячей точкой, страной, где идут боевые действия?
— Безусловно. Передвижения по стране были строго ограничены, периодически происходили перебои с электричеством. Если мы ехали в другой населённый пункт, то колонну сопровождал мощный воинский контингент. Осенью 1983 года повстанцы захватили группу из 22 наших геологов. Когда люди были освобождены, меня включили в группу, которая проводила медицинский осмотр. На наших соотечественников было страшно смотреть. В столице периодически случались взрывы. К счастью, 18-этажного дома, где мы жили, они не коснулись. Кроме того, я преподавал в медицинском институте в Мапуту на португальском языке.

— Где же вы учили язык?
— В самом Мозамбике. Далеко не всегда местные жители признавали во мне русского, так как я весьма неплохо говорил по-португальски. Здесь сказалось ещё одно обстоятельство: у меня не было подчинённых русских, и на работе я говорил исключительно по-португальски.

— Вам потом пригодились эти знания?
— Я порой во сне говорю по-португальски (улыбается). Если серьёзно, то в конце 80-х годов в Рязани на строительстве кожзавода работало немало португальцев, кроме того, в военных училищах среди курсантов были представители португалоязычных стран Африки. Мне нередко приходилось сталкиваться с этими людьми, так как в то время я возглавлял поликлиническое отделение областного кожно-венерологического диспансера.

«Не ходи в чиновники»

— А как получилось, что вы, став главврачом ОКВД, перешли на высокую и не слишком благодарную чиновничью должность — возглавили областное управление здравоохранения?

— Начнём с предыстории. Я шесть лет проработал главным врачом в кожно-венерологическом диспансере. Меня порекомендовал мой предшественник, знаменитый Владимир Ионович Кечкер, который почти 40 лет занимал эту должность. Уходя, он безвозмездно передал мне свою квартиру. Это был очень высокий знак доверия. В 1996 году шла кампания по выборам губернатора, и один из её участников, тогдашний и. о. главы администрации Игорь Александрович Ивлев, предложил возглавить областное управление здравоохранения. Я очень долго размышлял и согласился после того, как Ивлев сказал: «Я иду на ответственную должность, хочу, чтобы ты возглавил управление, потому что я тебе верю». Многие мои коллеги, руководители различных медучреждений, отговаривали меня, дескать, к главврачу обычно приходят с просьбами, а чиновника активно ругают.

Время было тяжёлое: задержки зарплат, пенсий, детских пособий. Но мы стремились преодолевать трудности с учётом конструктивной критики, в том числе исходившей и от ваших коллег.

— Как вы относитесь к нелицеприятным оценкам своей деятельности со стороны СМИ?
— Если критика обоснованна и аргументированна, значит, я неправильно донёс свою позицию до общественности. Вообще свои обиды стараюсь держать в себе. Не понимаю, когда люди просто не здороваются с коллегами, которые по той или иной причине являются оппонентами.

— Почему среди многих партий вы выбрали именно «Справедливую Россию», не оставшись в коммунистической партии и не примкнув к правящей политической силе?
— Я действительно много лет был членом компартии, но в последнее время разочаровался в её идеологии, которая зачастую оторвана от реальности. Многие предвыборные обещания, которые зачастую даёт КПРФ, просто невыполнимы.

После того как я покинул пост руководителя облздрава, Игорь Николаевич Морозов (депутат Госдумы от Рязанской области в 2003-2007 годах — прим. ред.) предложил вступить в Рязанское отделение партии «Родина», одной из предшественниц нынешней «Справедливой России». Социал-демократические взгляды мне близки, поэтому я сказал Морозову «да».

Лучшее лекарство от стресса

— Теперь традиционная для нашей рубрики серия блиц-вопросов. Вы жёсткий руководитель?
— Отвечу так: прежде чем принять какое-либо решение, стараюсь выслушать мнение других и только потом определяюсь со своей окончательной позицией.

— Есть ли у вас настольная книга?
— Да, это произведения Карнеги.

— Что ближе из музыки?
— Классика и шансон.

— Любимое блюдо?
— Мне нравится то, что готовит жена. А сам я люблю делать различные лакомства из мяса. Недавно запекал баранью ногу. Всем, кто попробовал, понравилось.

— Любимый безалкогольный напиток?
— Негазированная вода.

— Что предпочитаете из алкоголя?
— Шотландский односолодовый виски. Вкус к этому напитку мне привили ещё в Мозамбике.

— Какие фильмы любите смотреть?
— Приключенческие.

— Как обычно снимаете стресс?
— В последнее время меня часто тянет к речке — люблю посидеть с удочкой.

— Какие зарубежные поездки, кроме Мозамбика, вам запомнились?
— Особенно яркие впечатления остались от поездок в Австралию, а точнее, в Сидней. Там есть шикарный оперный театр. Поразили Канада, Англия. Общая культура людей и уровень чистоты потрясают. Это чувствуется даже в рабочих поездках, а большинство моих посещений заграницы были как раз такими. Очень хочется, чтобы этот опыт переняли и мы.

— Как вы считаете, наша врачебная школа сейчас не утратила свои позиции?
— На Западе по-прежнему высоко котируются наши специалисты-практики (хирурги, гинекологи), то есть ценятся руки. Те операции, которые делают наши доктора на устаревшем оборудовании, — это просто фантастика.

— Вы заядлый автолюбитель?
— Да, у меня было немало машин, в том числе и отечественных. Сейчас езжу на Mitsubishi Outlander. Я не понимаю, когда высокие чиновники буквально давят на врачей, мол, покупайте отечественное медоборудование, зачем вам импортное. Так и хочется спросить: «А вы сами на каких машинах ездите?» Увы, технологическое отставание нашего автопрома, как и медицинской промышленности, достаточно велико.

— Ваш жизненный девиз?
— Нет ничего невозможного, нужно только время.

— Есть ли у вас какая-то сокровенная мечта?
— Хочу, чтобы внучка стала врачом и продолжила нашу династию.

Беседовал Денис Абраков